— Девушка! Девушка! Да, Боже мой! Девушка! Женщина средних лет пыталась докричаться до особы, стоявшей на другой стороне улицы. Та же спокойно возилась в телефоне, не замечая ничего вокруг себя. Складывалось впечатление, что она не слышит окриков.
— Господи, Боже мой! Ну, девушка! — настойчиво продолжала женщина. Её упорство уже начало вызывать недоумение у немногочисленных свидетелей, с учётом того, что происходило это утром в самом начале рабочей недели. Для полноты картины отметим, что всё действо развернулось в центре Назрани.
В то, что девушка не слышит, кажется, поверили уже все невольные свидетели этой сцены, а точнее пожилая дама, наблюдавшая за всем происходившим из открытого окна многоэтажки, и молодая мама с двумя детьми, стоявшая поодаль на остановке.
В конце концов, потеряв всякое терпение, женщина стала переходить дорогу. Дойдя до середины проезжей части, она вновь окликнула ту, что была так занята чем-то в своём мобильном.
— Господи, ну что?! Что случилось? Что вы так кричите, женщина?! Пожар что ли? — недовольно откликнулась она, наконец, оторвав взгляд от телефона.
— Что ж ты стоишь, если слышишь, как я кричу?
— А что я должна была делать?!
— Как что?! Отгони коров!
— А почему я? Это не моя скотина.
— Причём тут твоя — не твоя?! Ты же ближе всех к ним! Они же всё потопчут! Не жалко разве?
Тут следует пояснить: всё это время к огромной клумбе, рядом с которой стояла «ничего не слышавшая девушка» медленно, но верно приближалась группа рогатых красавиц. Пока люди выясняли, кто что должен или не должен, парнокопытные уже пересекли границы объекта уличного дизайна. Не особо торопясь, кто по диагонали, кто по кромке, а кто и прямо по центру, бурёнки прошли через всю эту рукотворную красоту, иногда, как будто в насмешку, останавливаясь, чтобы принюхаться к беззащитным цветам.
Правда есть «зелёнку» представительницы КРС не стали. То ли запах не понравился, то ли где-то там, в коровьем подсознании, была заложена информация о том, что это совсем не луговые цветы. Но, так или иначе, клумба обошлась малыми потерями.
Зато среди гомо сапиенс разгорелись нешуточные дебаты. К «не слышавшей» персоне присоединились ещё две молодые дамы. Не скрывая недовольства, она возмущалась настойчивостью незнакомки, недоумевая, на кой ляд сдались ей эти коровы.
— Ну, идут они себе, и пусть идут! Нет, она кричит на всю улицу! Как будто кто-то обязан! И, вообще, зачем лезть везде?! А если тебе это надо, так сама и отгоняй! — ворчала молодая особа.
В это время женщина, столь отчаянно пытавшаяся спасти клумбу, как будто в оправдание своей настойчивости, говорила, обращаясь к всё ещё стоявшему на остановке семейству:
— Ну, ведь жалко же. Потопчут всё, это же скотина! Что она понимает? Её выпустили, она и идёт, куда глаза глядят. А тут — такая красота. Старался же кто-то, работал. Для всех старался. Чтобы красиво было, глаз радовало. А тут...
На лице молодой мамы меж тем никаких эмоций не отражалось. Абсолютно стеклянными глазами она взирала на неугомонную гражданку, никак не демонстрируя своего отношения к происходящему.
— И ведь слышала меня, а стояла, как глухая. Ладно, к старшим уважения никакого. Нынешняя молодёжь совсем не та уже, что раньше мы были в их годы... Но ведь равнодушие это... даже не знаю, как назвать, — продолжала она рассуждать вслух.
К этому времени на остановке прибавилось людей. И последнюю фразу женщина произнесла в тот момент, когда подъехала маршрутка. Так и не дождавшись поддержки или какого-то ответа от окружающих, она уже едва слышно обронила последнюю фразу.
— Нельзя ведь такими безразличными быть ко всему. Неправильно это, — садясь в транспорт, сказала женщина, как будто сама себе...
«ГАЗель» уехала. За спиной всё тише звучали голоса «глухой» девушки и её подружек. А у меня перед глазами ещё долго стояло оттенённое лёгкой грустью лицо той женщины, с которой я случайно встретилась взглядом, подходя мимо остановки...
Около часа ночи за открытым окном раздался знакомый гул: тишину угомонившейся и притихшей до утра улицы нарушил водовоз. «Поливалка» остановилась возле клумбы, и откуда-то снизу из-под машины мощной струёй в сторону оазиса красоты полилась живительная влага. Управляемая невидимым мастером, переключавшим то ли рычаги, то ли кнопки, прозрачная полоса, как живая, передвигалась то вверх, то вниз, из стороны в сторону, меняя дальность и крутизну дуги, и расходясь веером над разноцветьем. И в крупных каплях, и в мельчайших брызгах отражался свет фонарей и, переливаясь сказочным светом, оседал на нежных лепестках растений. Повеяло столь желанной после душного зноя прохладой. Отмерив причитающуюся дозу, «ночной кудесник» всё так же шумно исчез в ночи. А в воздухе ещё долго ощущалась свежесть, как после дождя...