Все мы слышали о поколении «шестидесятников», к которому почему-то принято причислять только интеллигенцию. Выделили его отдельно, потому что молодость его представителей пришлась на смену эпох — свирепствовавшей сталинской и так называемой оттепели.
К излому эпох выдалась и молодость тех, кому пришлось хлебнуть лиха в, простите за тавтологию, «лихие девяностые» — период, ставший именем нарицательным в современной истории России. Временем грандиозных перемен, зачастую — трагических, когда наши старшие, подвергшиеся ломке мировоззрений и устоявшихся ценностей, не могли толком объяснить младшим, «что такое хорошо и что такое плохо». Когда молодежь, что называется, методом тыка, на ощупь пробивала себе дорогу в «завтрашний день», полагаясь лишь на интуицию, гены родителей и воспитание в семье и обществе. Многие «сломались» на этом пути, канули в небытие в прямом смысле слова. Некоторые, такие как мой собеседник, закалились, потому что имели внутри стержень: тот самый, который хранили наши предки как зеницу ока и передавали из поколения в поколения.
Знакомьтесь — Багаудин Гациев. После начала специальной военной операции на Украине, несмотря на «подпиравший» возраст (пришлось даже красить бороду хной, как наши предки в «Дикой дивизии», чтобы скрыть седину), он принял решение поддержать страну и поехать в зону боевых действий. О мотивации этого шага, непреодоленных проблемах в родном отечестве, мешающих нам жить и развиваться — этими и другими мыслями он поделился с газетой «Ингушетия».
— Багаудин, расскажи коротко о себе: ну, как обычно — родился, учился, работал...
— Родился я в самом красивом селении Ингушетии — Галашки, в большой и дружной семье из 10 детей и родителей. Отец некоторое время был главой села, работал директором школы. Ее же я и окончил, а после, как тогда практиковалось, мы с братом поехали на заработки в Новосибирскую область, где «забронировал» место наш родственник. Вернулся, окончил автошколу в Сунже. Далее — призвали в армию.
Служил в войсках военно-воздушных сил, окончил там школу младших авиационных специалистов в учебном центре, потом нас перебросили в туркменский город Кушка — самую южную точку СССР, оттуда — в Алма-Ату. В общем, пришлось поколесить. На «дембель» уходил уже из отдельной страны, согласно указу президента Казахстана, в 1992 году. За эти два года воочию наблюдал, как разваливается наша общая страна и вместе с ней — огромная армия. Одна лишь картина — клопы, которые с бельем из прачечной перекочевывали к нам в казармы, — надолго врезалась в память.
Дома, конечно, уже царило замешательство, в воздухе витала какая-то напряженность, неопределенность сковывала людей, никто не мог строить планы на завтрашний день. И эта ситуация в итоге вылилась в кровавую осень 92 года. Конечно же, и я оказался втянутым в тот жуткий круговорот событий, помогал беженцам, выходящим из зоны конфликта разными тропами, в том числе через Ассинское ущелье. Среди них были и мои родственники из поселка Карца.
Сегодня, по прошествии времени, с высоты прожитых лет умом понимаешь, что эту междоусобицу можно было бы как-то предотвратить. Но, увы, человек предполагает, а Всевышний располагает. Главное — уметь извлекать уроки из трагического прошлого. Увы, с этим у нас проблемы: на одни и те же грабли наступаем с упорством, достойным лучшего применения. Поддаемся мы все-таки на провокации. Порой — самые элементарные, лежащие на поверхности, «ведемся» на речи горлопанов, а мудрецов игнорируем, потому что они не умеют кричать, сотрясать воздух и говорить красноречиво.
С образованием ОМОН Ингушетии устроился туда. Ютились в вагончиках на территории стадиона в Назрани. Помню, идейным вдохновителем создания этой силовой структуры был Магомед-Гири Сукиев. Но ему не позволили развивать команду так, как он задумал. Проработал около года там и ушел в бизнес. Ну, вы помните это время — время всеобщего хаоса, накопления первоначального капитала и безраздельного господствования права сильнейшего.
Уехал сначала в знакомые места Алма-Аты, оттуда перебрался в Приморье, в город Находку, экономика которого представляет собой, в основном, узкоспециализированый портово-транспортный комплекс. Проработал там с 1994 до 2007 года на разных должностях на Находкинском судоремонтном заводе, был начальником автослужбы Дальневосточного технического флота, параллельно занимался реализацией японских автомобилей, другой предпринимательской деятельностью. Время от времени «отбивался» от бандитских «наездов», видел неприкрытый разгул шовинизма в отношении кавказцев. Выжить, честно скажу, удалось, благодаря поддержке земляков, к которым я примкнул. В основном — чеченцам, которые не позволяли манипулировать собой преступникам, «разруливали» мирно любую напряженную ситуацию.
В 2004 году женился и решил осесть на малой родине, найти спокойную подходящую работу. В конце концов удалось устроиться в перинатальный центр в Назрани руководителем информационно-диспетчерского пункта.
— Как ты оцениваешь специальную военную операцию?
— Я давно наблюдаю за развитием ситуации на Украине. К сожалению, многие наши соотечественники поверхностно оценивают ее, не пытаются углубиться в корни происходящего. Со стороны кажется, что это чуть ли не весь «цивилизованный» мир ополчился на Россию. На самом же деле этот «мир» составляет лишь мизерную часть человеческого сообщества — самую голосистую и разнузданную, привыкшую жить за чужой счет, безраздельно господствовать и грабить всех остальных.
Пусть это и звучит громко, но я так считаю: пора нам осознать, что с Россией жить лучше, чем без нее, что эти пресловутые англосаксы и прочий Запад за красивые глазки нам не позволят построить комфортную жизнь дома. За все придется платить высокую цену. Жаль, что это не возьмут в толк те, кого Россия веками защищала от полнейшего уничтожения. Как мне кажется, глава государства Владимир Путин делает все возможное, чтобы не доводить дело до зловещего 37-го. Однако «внутренние враги» провоцируют его на этот шаг, не дают спокойно развиваться стране, поддакивая врагам внешним. Сегодня нам необходимо быть едиными как никогда, отбросить ссоры, разногласия и склоки, осознавая, что на кону — будущее нашей общей Родины.
— Ты на днях вернулся из зоны боевых действий. Как ты попал туда?
— Решение участвовать в операции я принял после того, как появились первые жертвы, среди которых были и мои родственники. Поначалу столкнулся с бюрократическими препонами, к тому же и возраст «мешал». Подключил связи. В итоге мою кандидатуру рассмотрели, оценили здоровье, психологическую устойчивость. Подписал контракт на три месяца. Вместе с контрактниками и добровольцами отправился в г. Гудермес на базу Российского университета спецназа. Для несведущих: это единственное учебное заведение в стране по обеспечению профессиональной подготовки специальных подразделений, многофункциональный комплекс, объединяющий в себе современные методики и технологии обучения широкому спектру дисциплин тактико-специальной подготовки.
Прошел там ускоренную подготовку в должности командира взвода, оттуда нас перебросили в Ростовскую область, дальше семь часов на автотранспорте ехали в Луганск. Переночевали там и поехали под Северодонецк, потом — в Лисичанск. Познакомился с командиром специального отряда «Ахмат», Героем России и ЛНР Апти Алаудиновым, курирующим это направление (к слову, в беседе с нашим корреспондентом Алаудинов охарактеризовал Багаудина как одного из самых надежных и профессиональных соратников, — прим. ред.). Мне предложили должность начальника службы охраны штаба отряда, выбрать на свое усмотрение подчиненных. Выставлял патрули, блокпосты. Видел гибель боевых товарищей, когда к нам «прилетало» по наводке диверсантов и американских спутников, ломку мировоззрения пленных украинцев, многим из которых командиры колют какую-то одурманивающую дрянь, позволяющую на несколько дней превращаться в роботов, лицезрел подлость и героизм. В общем — все, что случается на войне.
Некоторые говорят, мол, медленно бьем врага, продвигаемся не так быстро, как хотелось бы. Поверьте: все это связано с желанием верховного главнокомандующего и руководства операцией сохранить жизни наших бойцов. Сейчас вот — на побывке дома. Контракт подходит к концу. Возможно, продлю его.
— Что чувствует человек в ситуации военного противостояния?
— Многое оцениваешь по-другому, через призму ускоренного до предела времени. Одно могу сказать точно: умереть, погибнуть можно и дома, за обеденным столом или в теплой постели или, как пел Высоцкий — «от водки и от простуд». Но если твоя страна в опасности, когда пресловутые «партнеры» ей угрожают уничтожением, оставаться в стороне — последнее дело.