Прожить век и остаться в полном здравии, за всю свою жизнь не выпить ни одной таблетки, не болеть и не хворать, до конца своих дней оставаться социально активной, сохранить ясность ума и остроту глаз, заниматься любимым делом, а главное — быть любимой и востребованной. Такую старость можно пожелать каждому.
С этой удивительно обаятельной нани — это почтительно-вежливое обращение к старой женщине у ингушского народа, — бабушкой Гоштой Цицкиевой меня познакомил племянник её мужа — Юсуп Цицкиев, бывший государственный и общественный деятель, депутат пятого созыва Народного собрания Республики Ингушетия. Вся его сознательная жизнь прошла рядом с Гоштой Цицкиевой. Жили они большой и дружной семьёй. Его родители и Гошта не просто поддерживали родственные отношения, а были настоящими друзьями. Но родителей Юсупа давно нет в живых, а неподдельно искренние, родственные тёплые отношения сохранились у него с любимой нани.
— Для меня она всё, — говорит Юсуп, — и пока она жива, я буду для неё и сыном, и дочерью, и плечом, всем чем угодно, лишь бы старость у неё была светлой, и чтобы она всегда чувствовала себя нужной и любимой. Она это заслужила.
К тому же их связывает одна общая дата — 9 мая. Это дата их рождения, с разницей лишь несколько десятков лет. Юсуп родился 9 мая 1947 года. А Гошта в девичестве Цурова гораздо раньше, когда страна только что свергла самодержавный строй и вступила в новую эру социалистического развития. Да, это был май 1918 года, так что в нынешнем году, когда вся страна будет праздновать великий День Победы, она будет встречать и свой столетний юбилей!
С этой войны не вернулись ее три старших брата по отцу. Они пропали без вести — Адрахман, Дзяудин и Хунсаг Цуровы.
Отца — Мурцала Цурова, как партийного работника, на войну не взяли. Он в своё время был среди избранных революционеров, которых партия направила учиться в Москву, на ускоренные курсы подготовки советско-партийных кадров. Гошта помнит, когда враг стоял под Малгобеком в 1943 году, отец собирал людей и вместе с ней и детьми, а также жителями со всей Ингушетии они строили Малгобекскую оборонительную линию, вернее копали вручную глубокие противотанковые рвы.
— Я не понимаю, — разводит руками Гошта, с подозрением посматривая на нас и улыбаясь недоверчиво, — зачем вы собрались, и за что такое внимание ко мне?
То, что она прожила сто лет и при этом остаётся в полном здравии, она не считает событием и как-то даже отмахивается. Оно и понятно, дни рождения у ингушей отмечать было не принято, скорее было не до этого. Они последние столетия находились в жерновах исторических давлений и только успевали встать на ноги, как вновь на них обрушивалась очередная политическая акция. Однако не будем омрачать этими воспоминаниями светлый день. Все, кто хоть малость знает историю ингушского народа, понимают, о чём идёт речь.
Гошта же продолжает свою беседу, рассказывая о светлых и тяжёлых страницах своей жизни. Хочу признаться, что делает она это без особого удовольствия. Её сноха Фатима признаётся, что нани не любит вспоминать о своём прошлом, но нет-нет да выдает что-то наболевшее, как это обычно бывает.
В разговор с нами вступает её подруга — Мадн Цицкиева, несмотря на большую разницу в возрасте, они одно время жили вместе и вечерами рассказывали друг другу всякие истории о прошлом и настоящем. Мадн признаётся, что многому научилась у нани. Нужно сказать, что хозяйка она была отменная, рукодельница замечательная. К тому же ещё великолепно изготавливала национальные ковры «истинги». Что-то из них ей удавалось продать, другие она раздаривала: девушкам на свадьбу, родственникам и друзьям то на рождение первенца, то на новоселье.
— Она подолгу возилась с ними, — вспоминает подруга Мадн, — замачивала в сыворотке шерсть, расстилала её потом на полу, валяла. Весь процесс я не помню, но вот последним штрихом свешивала по углам аккуратные кисточки. Изумительно красивыми они у неё получались. Потом складывала их в углу. Но, к сожалению, показать мы их не можем. Они остались там, в её доме и в домах её родственников в селении Балта Северной Осетии, где они жили до трагических событий осени 1992 года, и откуда мы едва успели унести ноги в соседнюю Ингушетию, спасая свои жизни. Что-то сгорело, что-то унесли мародеры.
В тех событиях у Гошты Цицкиевой пропали без вести два брата и родной племянник, погибли и остались безызвестными судьбы более 20 родственников. С тех пор наша героиня ковроткачеством не занималась, но показывает на столе рисунки своими видавшими виды старческими пальцами, которые она выводила на коврах. И сегодня сложа руки она не сидит. Продолжает вязать, шить, штопать. И всё без очков! В её-то вековом возрасте!
Её внуки с гордостью демонстрируют мне связанные ею жилеты, пуховой платок. А она тут же показывает нам мастер-класс по вязанию, взяв в руки спицы и продолжив довязывать начатую уже деталь будущего жилета, отработанными до совершенства движениями.
С гордостью вспоминает она своего отца — Мурцала Цурова, родом из предгорного села Эзми. Но жили они в Джерах-Юрте (новый Джерах) Пригородного района. Он был председателем сельского совета Пригородного района Чечено-Ингушетии до 1944 года, то есть до высылки ингушского народа в Казахстан. Мурцал был грамотным человеком, образцовым семьянином и истинным сыном своего народа, болеющим душой и ратующим за его светлое будущее, которое он, как и многие его современники, видел в авангарде с большевиками, обещающими мир и справедливость многострадальному ингушскому народу, да и всей России в целом. Но это уже, как говорится, другая история.
Всем своим детям, а их было четыре сына и три дочери, он смог дать образование, кроме Гошты. На неё, как на старшую в семье, легли все тяготы домашнего хозяйства, в том числе и уход за младшими братьями и сёстрами. Но он всегда высоко ценил свою дочь и верил в неё. Когда в Акмолинской области Казахстана, куда попала Гошта вместе с семьёй мужа после высылки, это было как раз через два месяца после их свадьбы, люди семьями умирали от голода, Гошта смогла их тогда выручить: где что свяжет, продаст, или подработает на хлеб. В общем, без дела не сидела. Свекровь любила её и ценила до конца своих дней. А Мурцал с гордостью говорил: «Я знал, что если у Гошты не отнимут руки, она найдёт им применение и не даст умереть от голода ни себе, ни окружающим».
В молодости Гошта была весёлой, задорной девушкой. Как бы сейчас сказали, душой компании. Она виртуозно играла на гармошке, танцевала лезгинку на «вечеринках», или правильнее сказать на увеселительных мероприятиях, которые в те годы устраивали по всякому поводу: в честь гостя, рождения ребёнка, после уборки урожая и на свадьбах. На одном из таких весёлых танцевальных вечеров возник спор между братом Гошты и Мохмад-Гири Цицкиевым, будущим супругом Гошты. Чтобы уладить этот конфликт, старики решили, что Гошта должна выйти замуж за него, хотя молодые не желали этого брака, у каждого были свои планы на будущее. Но закон суров. Вопросы судьбы в те годы решались совершенно по другим канонам общества. В результате родился прекрасный и единственный сын Магомед. А Мохмад-Гири вскоре женился вновь, но семью свою содержал и глубоко уважал старшую жену. Сама же Гошта предпочла жить одна, но не в отрыве от своих родных. Она растила сына и была довольна жизнью и судьбой, как она говорит, предначертанной ей Всевышним.
Сын отвечал матери взаимностью, любил её и чтил, понимал, что она всю свою жизнь посвятила ему одному. Он получил достойное образование, работал вместе с супругой в пожарно-спасательной части города Назрани и совсем недавно, после продолжительной болезни, ушёл из жизни. Живёт сегодня Гошта в Новом посёлке Пригородного района, а рядом с ней её родные и близкие люди, четыре замечательных внука и шесть правнуков.
А Гошта улыбается такой милой улыбкой и всё разводит руками, мол, за что к ней такое внимание. Дай Аллах ей прожить в таком же здравии и добром расположении духа время, отведённое ей Всевышним.
Мы преклоняемся перед её возрастом и мозолистыми руками, как впрочем, и прожитой судьбой, тяжелой, но стойкой, выдержанной и достойной.