Ветерана, о котором я хочу рассказать сегодня, знают многие, если не все. Это легендарный участник Великой Отечественной войны, борец за справедливость, стойкий и мужественный солдат, с честью пронёсший своё имя до конца жизни.
Родился Саадула Баадулович в селении Базоркино (ныне Чермен) в 1918 году. После окончания школы поступил в Ингушский педагогический техникум в городе Орджоникидзе, но поработал учителем недолго. По призыву райкома комсомола, как активист, отличающийся дисциплиной и знаниями, он поступил в Орджоникидзевское военное училище.
Отсюда по распределению он попадает в Армению, в войсковую часть, расположенную в Ленинакане, 35-ую отдельную горно-вьючную миномётную батарею 20-й горно-стрелковой дивизии. Здесь, на учениях в городе Гори, он услышал весть о том, что началась Великая Отечественная война.
В конце июня 1941 года части 20-й горно-стрелковой дивизии были развёрнуты для обороны побережья Чёрного моря, от Гагры до Сухуми, а с декабря 1941 года — от Лазаревского до Сухуми. В мае 1942 года они передислоцировались в район Сочи. Перед дивизией была поставлена задача — прикрыть подход к Главному Кавказскому хребту на Белореченском и Умпырском направлениях. В августе 1942 года дивизия вступила в тяжёлые бои на перевалах.
«В 1942 году немцы рвались к Грузии и Азербайджану. Наш 174-й полк в составе 20-й горно-стрелковой дивизии должен был остановить врага. Это был тяжёлый, изнуряющий подъём на гору. Потом, миновав перевал Псеашхо, мы три дня спускались вниз. Все знали, что обратной дороги у нас нет. Наша задача была — удержать Майкоп и Сухуми. А у немцев была другая задача — уничтожить нашу дивизию».
Немецкая дивизия, выдвинутая на юг, была самая отборная, отлично экипированная, элитные войска вермахта «Эдельвейс». И неудивительно, что для солдат 20-й дивизии остановить врага на перевалах Главного Кавказского хребта даже ценой собственной жизни, стало делом чести.
«Урух» — так называлась операция, где нам была поставлена задача: чего бы это ни стоило, задержать противника, не дать гитлеровцам выйти к Сухуми. Бои шли ожесточённые. Немцев мы остановили. Но какой ценой! Трупами была усеяна земля. Полегло без счёта и наших солдат, и немецких. Много было раненых. Из всего личного состава полка выжили 15 человек. Раненых никто не мог спасти. Уж слишком высоко в горах шли бои. Солдаты мечтали не о спасении, а о смерти, понимая, что ждать помощи неоткуда«.
В этой кровавой битве Саадула Арсамаков, старшина миномётной роты, чудом остался жив. Хотя его посчитали погибшим и родителям домой даже успели отправить похоронку, что их сын пал смертью храбрых в горах Кавказа и посмертно представлен к высшей награде. А солдат лежал, засыпанный землёй — одиннадцать дней! Позже, вспоминая этот случай, он сам недоумевал, как остался жив. Но предполагал, что через торчащую из-под земли руку к нему мог поступать воздух.
«Не знаю как иначе. Иначе не объяснить», — говорил он. Вспоминая своих полковых друзей, Саадула долгие годы питал неимоверное желание захоронить их. «Зачем мне награды? — сказал он как-то корреспонденту, — когда мой полк так и лежит в горах, незахороненный, на этой высоте. Меня это волнует больше всего. Я мечтал найти это место и захоронить их, но обстоятельства вокруг меня складывались не в лучшую сторону». В феврале 1944 года Саадулу Арсамакова депортировали вместе с народом в Казахстан. Об этом мы расскажем чуть ниже.
Свой орден Красной Звезды Арсамаков за это сражение получил приказом от 22 февраля 1943 года. Он носил его на груди. И однажды звезда спасла ему жизнь, рассказывает сын ветерана Рашид Арсамаков: «В одном из сражений отец почувствовал сильный удар в грудь. Его чуть не сбило с ног. Он потрогал себя по груди, но признаков ранения не обнаружил, крови не было, говорил он, а когда расстегнул шинель, увидел, что один конец звезды как бы частично откололся. Однополчане подшучивали долго над этой судьбоносной звездой».
«В начале 1943 года обновленный полк из Туапсе перебросили на Кубань. Мы пробирались по заболоченной местности. Всегда с горечью вспоминаю берёзы, такие высокие, стройные, живые, которые нам пришлось спилить, чтобы проложить из них настил и переправить технику. Их было очень жалко! Но мы сделали это, и под самым носом у немцев. Сколотили стеллажи, уложили их под колёсами техники, и застали немцев врасплох.
Бой за освобождение станицы Северской был стремительным. В этом бою я потерял своего боевого товарища Юнуса Саутиева. Похоронил его там же. Затем были освобождены от гитлеровцев станицы Ильская, Охтырская, Лабинская, Обнинская, станция Узловая. Потом мы получили приказ идти на юг, к Новороссийску.
Первый посёлок, пригород Новороссийска, мы взяли без больших потерь. Дальше пришлось двигаться ночью. Разведка сообщила, что путь свободен. Но сведения оказались не точными, и мы попали в окружение. Немцы за нас взялись крепко. Кольцо сжали со всех сторон. Ни один самолет с продуктами и боеприпасами к окруженному полку не подпускали. Зато каждый день сбрасывали листовки: «Сдавайтесь, у вас нет выбора. В случае добровольной сдачи гарантируем жизнь».
Ситуация была крайне тяжёлой. Сначала от голода спасала спелая кукуруза, которая росла рядом, затем солдаты стали умирать. Командованию ничего не оставалось, как обратиться к нам с призывом прорвать кольцо ценой жизни добровольцев.
«У нас нет боеприпасов, чтобы вести бой. Единственный выход — это прорваться ценой жизни добровольцев, готовых прикрыть амбразуру противника, чтобы оставшаяся часть могла выйти из окружения. Приказывать не могу», — сказал командир.
Нас вышло 17 человек, добровольцев. Мы понимали, что вероятность остаться в живых — один процент из ста. Но разве мы тогда думали об этом? Мы предпочитали достойную смерть, чем быть просто убитыми, а ещё хуже, взятыми в плен, опозорив тем самым честь родителей.
Вместе со мной пошли мои земляки Гири Балаев и Ибрагим Газдиев. Бой этот помню в деталях. Стоял оглушительный грохот. Над головами пролетали свистящие пули. От разрывов снаряд содрогалась земля. Но мы свою задачу выполнили.
Но до огневой точки я сам не дошёл. Меня ранило. Пули изрешетили всё тело, а одна пробила каску и застряла в черепе. Но в те доли секунды, когда я падал, теряя сознание, ускользающим зрением успел заметить, как Ибрагим Газдиев и Винокуров бросаются на амбразуры. Вместе со мной ранение получил Гири Балаев. Остальные погибли«.
Очнулся солдат, когда молоденькая санинструктор волочила его по земле и плача приговаривала: «Ну, миленький, хоть ногами чуть отталкивайся, ты же такой тяжёлый. Ну, пожалуйста...» Позже, вспоминая этот эпизод, Саадула говорил: «Я-то рад был отталкиваться, да только всё тело было как решето, в том числе и ноги».
Всё же девушка дотащила полуживого солдата до полевого госпиталя. Потом он рассказывал, что так и не смог найти ту девчушку — санитарку, которая не оставила его на поле боя. Одной из причин была ссылка, куда отправили фронтовика сразу же после возвращения домой. А пока солдат лежал в госпитале Адлера. Когда он очнулся, медсестра сказала ему, что он лежит здесь уже три месяца. За это время солдат перенёс несколько операций, много пуль извлекли из его тела, но одну, ту, что застряла в черепе, врачи не решились трогать.
В госпитале Саадула лежал долго, потом его отправили домой. «Мы тебя перештопали, как смогли, — сказал врач, — а пулю в голове трогать не стали. Слаб ещё, боец. Отвоевался. Вот окрепнешь немного, тогда дома тебе врачи её вытащат».
А тем временем родителям уже во второй раз послали похоронку, что, мол, сын геройски погиб под Новороссийском и посмертно представлен к высшей награде.
Стояли тёплые январские дни 1944 года. Зима в тот год не удалась. Снега ещё не было. Ранним утром по родной улице села Базоркино (ныне Чермен), опираясь на плечо медицинской сестры, сопровождавшей его, возвращался с войны солдат с перебинтованной головой. Хотя он изрядно похудел, был бледным и немощным, мать издалека узнала в нём родного сына.
Две похоронки так и остались лежать, подтверждая слова о том, что надежда умирает последней. Через пару дней родственники отнесли его документы в военкомат города Орджоникидзе (ныне Владикавказ), а самого солдата положили в госпиталь, где ему врач Туганов вытащил ту самую злосчастную пулю, которую солдат хранил как память о самой страшной войне.
Немного окрепнув после операции, Саадула Баадулович решил вернуться к своей прежней профессии — преподаванию в школе, где фронтовику были бы очень рады, в связи с острой нехваткой учителей. Но в школу его вызвали раньше, чем он сам туда пошёл, рано утром, разбудив громким стуком в дверь. Это было 23 февраля 1944 года. Вместе с ним собрали и всех мужчин селения Базоркино, под конвоем, где им объявили, что их, как врагов народа, лишают родины.
Долго не мог поверить Саадула в такое предательство родины к своему народу и к нему лично. Даже будучи в ссылке, терпя неимоверные страдания, голод, холод и нужду, он продолжал верить, что произошло какое-то страшное недоразумение. Но факт оставался фактом.
«Вот так я стал врагом народа, — рассказывал он потом журналистам. — В ссылку поехал с забинтованной головой, из которой всего десять дней, как вытащили немецкую пулю. Я её долго хранил, почти полвека. Потерял, когда в спешке мы покидали свой дом в Базоркино в ноябре 1992 года, во время конфликта в Пригородном районе».
Из ссылки Арсамаковы вернулись в 1960 году. Дом их, построенный ещё дедом, был занят, там проживала осетинская семья — женщина с двумя сыновьями. А бывший горный стрелок Саадула Арсамаков был вынужден перебиваться кое-как, живя по квартирам. Работы он не боялся, трудился в одно время на карьере «Кавдоломит», потом работал на разных стройках Осетии.
В 1965 году ему наконец-то выделили участок, на котором он с сыновьями построил дом — дом, который тоже будет разрушен через 25 лет, во время событий осени 1992 года, и куда он уже больше никогда не вернётся. Его туда просто не пустят.
«Участок мне выделили только после того, как дали удостоверение участника Великой Отечественной войны. А получил я его через 22 года после окончания войны.
Когда вернулись из ссылки, пришёл я в военкомат в Орджоникидзе. А мне говорят, нет документов, подтверждающих ваше участие в боевых действиях. У меня всё тело в шрамах, а мне говорят «нет доказательств» (Солдат показывает глубокий шрам на голове). К кому я только ни обращался, один ответ: «Нет никаких документов».
А однажды вызывает меня в военкомат молодой офицер, начальник 4-го отдела, русский парнишка. К тому времени я уже отчаялся доказать, что воевал. И этот офицер мне говорит: «Имеются документы, подтверждающие ваше участие в составе подразделений 20-й горно-стрелковой дивизии».
Оказывается, все бумаги в архиве имелись. Нужно было только захотеть их вытащить на свет Божий».
Судьба Саадулы Арсамакова типична для многих ингушей — участников Великой Отечественной войны, переживших депортацию 1944 года: возвращение на родину, изгнание из родного крова осенью 1992 года и до самой смерти так и не вернувшихся в отчий дом.
Саадула Арсамаков после того, как его семью и всех ингушей вытеснили из родного села Базоркино (Чермен) в 1992 году, жил в километре от отчего дома, за черменским перекрёстком, прямо на посту, под высоковольтными линиями в городке для беженцев, в вагончике под номером 183. Его проблемой занимались сотрудники разных структур, чиновники разного уровня, представители силовиков и прокуроры. Но дело о возращении старика-ветерана в отчий дом не двигалось с мёртвой точки. Эта история была резонансной, она привлекла внимание всей общественности, о ней не раз писали журналисты региональных и российских СМИ, но помочь ему никто не смог.
Несмотря на всю эту несправедливость, он оставался честным и порядочным человеком. «Поверьте, это не была осетинская или ингушская война, — говорил он журналистам. — Не надо пытаться создавать проблемы между нашими народами. Это проблемы власти, а не людей».
К нему приходило много людей, и со всеми он был радушен, оставался добрым и отзывчивым, не терял веру в людей и в справедливость. Он любил показывать открытки с поздравительными словами, присланные ему на День Победы от высокопоставленных чиновников.
Он показывал фотографии, снятые на Красной площади на Параде Победы, в честь 60-летия, куда он был приглашён. Всё это было. Но помочь ему вернуться в отчий дом никто не смог.
И тогда солдат с последней надеждой полетел в Страсбург. Он не верил в благополучный исход, словно в воду глядел, и не хотел ехать. Но народ просил: «Дед, ты же бросался на амбразуру в сорок третьем, считай, что ты снова должен это сделать!» И он поехал. Он взял с собой кучу документов: справки, копии писем, отписки, газетные статьи, так сказать, летопись своих страданий.
«Шёл снег. Ступеньки, ведущие к крыльцу Совета Европы, были скользкими и опасными для 88-летнего старика с тростью, — напишут потом журналисты, — а дряхлый старый солдат войны, после которой прошла целая человеческая жизнь, снова шел в бой за свой народ. За пятнадцать минут с высокой трибуны он сумел передать чаяния народа и его горькую судьбу, а также выразить надежду на справедливость». Его услышали. Ему аплодировали. Но помочь... не смогли.
Из последнего своего боя старый солдат Великой Отечественной войны всё-таки вышел победителем. Он вернулся в родное село, но не в отчий дом, а на кладбище. Его похоронили на родовом кладбище в Чермене (Базоркино) 13 апреля 2007 года.
Он сегодня там, где есть Правда. Проиграли те, кто уже не сможет никогда помочь старику-ветерану восстановить справедливость, кто будет чувствовать угрызения совести, если она, конечно, есть, за собственное малодушие и трусость, чувствовать позор перед непререкаемым благородством этого человека, прожившего жизнь достойно, с честью вынесшего испытания и оставившего в наследие врагам ничтожное презрение.
В боевом листе солдата написано кратко: «Арсамаков Саадула Баадулович (1918-2007) — уроженец с. Базоркино Пригородного района Чечено-Ингушетии. Старшина, командир минометной роты 82 м/м 174-го Краснознаменного горно-стрелкового полка 20-й горно-стрелковой дивизии. Имеет боевые ордена и медали. Дважды был представлен к званию Героя Советского Союза». Для справедливости стоит добавить: дважды объявленного погибшим и дважды изгнанного из отчего дома.