Скотокрадство знакомо человечеству издревле. Современный век цифровых технологий не избег пагубного тысячелетнего проступка. Сегодня практически везде, где разводят домашний скот, находятся охотники до чужой живности. Жители ингушских сел периодически жалуются на угон скота.
Вот и недавно в Малгобеке осужден скотокрад-рецидивист. Местный житель восемь раз, пользуясь своим автомобилем, угонял крупный рогатый скот, принадлежащий жителям Малгобека. Хищение чужих буренок ему обойдется заключением в колонию-поселение сроком на три года и четыре месяца. Но подробности вокруг другого случая скотокрадства, раскрытые следователями совсем недавно, способны удивить не только достаточно патриархальное ингушское общество, но и любого циника.
Газета «Ингушетия» уже писала о том, как специалистам Следственного управления СК России по РИ удалось раскрыть отяжеленные тройным убийством случаи угона мелкого рогатого скота, совершенные 19-летним и 23-летним уроженцами поселения Сурхахи. После кражи овец, в целях ее сокрытия, молодые преступники убили двух пастухов. Но чудовищная концовка этой истории просто ошеломляет, ведь третьей жертвой их расправы стал родной отец одного из сурхахинцев. 19-летний злодей собственноручно расстрелял родителя после участившихся подозрений с его стороны. Соответствующие экспертизы показали полную психическую вменяемость убийц в момент совершения ими кровавых преступлений.
Традиционно, исходя из ментальных составляющих ингушского общества, жуткие и кровавые преступления встречаются редко, но при их свершении всегда получают всеобщую огласку и порицание, но не в этом случае. Зверства двух молодых сурхахинцев, несмотря на наше освещение и публикацию на сайте СУ СК РФ по РИ, не стали притчей во языцех. И будем надеяться, что произошло это не из-за того, что ингушское общество меняет свой градус отношения к вопиющим преступлениям. Молодых преступников теперь ожидает суд, и мы надеемся, что самого важного вердикта — традиционного общественного порицания ингушей — они всё-таки дождутся.
Как правило, скотокрадство в республике не бывает сопряжено с другими преступлениями, тем более такими тяжкими, как в последнем случае. Если само преступление и остается неизменным, то претерпевают изменения меры воздействия на подобных воров. Сегодня угонщики скота имеют дело с федеральным законодательством, но раньше ингуши разбирались с ними по-другому. Как именно — расскажет писатель-историк Исса Кодзоев.
— Воры, конечно, были всегда и в любом обществе. Среди ингушей также и раньше водились скотокрады. Но угон чужого скота им тогда грозил большими последствиями. Нередко таких воров исключали из тейпа. Они были гонимыми в обществе, испытывали на себе всю полноту общественного остракизма. Было даже не принято находиться в их обществе. Таких не приглашали на общественные и семейные мероприятия. Ведь среди ингушей всегда действовал оценочный принцип — «скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты», — рассказал Исса Кодзоев.
Скотокрадство, по словам писателя, воспринималось не только как преступление, но и как личное оскорбление в адрес владельца дома, со двора которого угоняли скот. Считалось, что подобной кражей вор оскорбил домовладельца. «Ков духара» (буквально — «разрушение дома», по смыслу — «оскорбление дома») — так по-ингушски именовали угон скота.
— В таких случаях угонщику необходимо было восстановить не только нанесенный им материальный убыток, но и своеобразный моральный ущерб. За оскорбление, посягательство на неприкосновенность чужого домовладения вор еще и выплачивал крупный денежный штраф, — поведал писатель.