К 75-летию депортации ингушей в Казахстан и Среднюю Азию

Много бед выпало на долю нашего народа, но он сумел вопреки всему жить достойно

Лейле, дочери Махмада Мержоева из селения Сагопши Малгобекского района, было пять лет. В день депортации их отца не было дома, он уехал в Моздок продавать зерно. Так что маме с шестью детьми, старшему из которых было пятнадцать лет, а младшему — два года, пришлось нелегко.

Она отчётливо помнит, как в годы Великой Отечественной войны их село бомбили немцы, и жители Сагопши бежали в лес, в укрытие. Помнит, как в щепки разнесло соседский дом. Как суетились женщины и старики, стараясь как-то разместить детей в лесу, накормить и обустроить, потому как все мужчины, способные держать оружие в руках, были на фронте. В село они вернулись через несколько дней, враг был отбит, но скоро наступила роковая для народа дата — 23 февраля 1944 года. Она отчётливо помнит, как везли их в скотских вагонах: непрерывный стук колёс, буржуйку, которая обогревала не очень, но и замёрзнуть не давала. И больше ничего.

Потом их развезли на повозках по колхозам. Через несколько месяцев, после долгих поисков, вернулся и отец. Он перевёз семью ближе к станции, местечко называлось Красный Мак в Павлодарской области, откуда через два года они переехали в город Павлодар.

Лейла в силу своего возраста многое не помнит, в отличие от ее старшего брата Исы. Ему было на тот момент пятнадцать лет. Это голод, холод, болезни. Бывало и такое, что утром в коридоре барака, где они жили, лежали окоченевшие трупы. Здесь же они похоронили и своего младшего брата, который умер от кори. Помнит суды, аресты над людьми за небольшие провинности, за килограмм украденного зерна, и свои героические похождения за «хлебом насущным», по-другому это никак не назовёшь, потому как рисковал он каждую минуту свободой и жизнью ради спасения семьи.

Люди выживали, как могли. В такие условия они были поставлены.

— Мой дед — Хасой Махмад, работал сторожем. И вот как-то вместо него остался охранять хозяйство, какое сказать не могу, мой отец Иса. После полуночи сон стал одолевать его, молодой ещё был, и заснул прямо на морозе. В результате обморожения получил глубокие раны на теле, потом пошло заражение крови, но Бог миловал, встал на ноги и был таков. Жив-здоров, и в прекрасном расположении духа и сегодня.

Ингуши, притесняемые по жизни даже на своей родной земле, научились этому ремеслу — добывать и выживать. Так вот жил и отец. Днём работал с братьями на элеваторе, а ночью воровал оттуда зерно, да ещё и умудрялся таскать с работы понемногу пшеницы в двойных штанинах, специально перешитых для этого дела.

Бывало, иной раз просили у соседа-казаха за определённое вознаграждение кобылу для «дела», к тому же она должна была вот-вот ожеребиться. Братья подшучивали меж собой, мол, как бы она нам жеребёнка прямо во дворе милиции не родила. Так оно и вышло. На очередном «деле» их ждала облава, ребята успели скрыться, а лошадь арестовали. Потом хозяин забрал свою лошадь с жеребенком домой, разъяснив ситуацию тем, что лошадь неизвестные ночью выкрали, а кто не знаю. Так благополучно завершилась эта история, как впрочем, и другая.

Иса был грамотным, успел окончить ещё на Кавказе восемь классов. Он умудрился подделывать хлебные карточки. Стащил у продавщицы магазина отрезки бумаги от хлебных талонов, и химическим карандашом подделывал запись. Получал за это хлеб. Хлеб, конечно же, не съедался сразу, его иногда подогревали на печи, отчего по бараку распространялся вкусный запах. Кто-то донёс, что семья Мержоевых живёт сытно. Началась проверка. Ревизия в магазине не досчитала 160 кг хлеба. Потом обнаружили и поддельные карточки. Кинулись искать виновного. Стали вычислять: Ама неграмотный, Мази тоже, остаётся Иса. Забрали его в милицию. Три дня пытались вырвать из него признательные показания. Даже приставляли к дереву, как бы на расстрел. Но он молчал, как настоящий партизан. Через трое суток отпустили, за неимением доказательств, которые всё это время лежали в его шапке-ушанке: отрезки от талонов и химический карандаш. И что он делает. Ему идти до дома ещё семь километров пешком, а он страшно голодный. Вот и решает, напоследок использовать ещё один шанс. Вновь подделывает карточку и заходит в тот самый магазин. «Ах, бандюга, — говорит ему продавщица, — отпустили-таки!» «А как же, — отвечает Иса, — я ни при делах. Отпустили, да ещё и карточку на хлеб дали за то, что три дня продержали безвинного человека». Сказал, предъявил талон, взял хлеб, да ещё и соли попросил, чтобы легче жевалось.

Вот так они и жили — выживали, ибо каждое подобное похождение могло обернуться для них десятками лет сурового лагерного режима.

— А так, в Павлодаре жилось сытно, — продолжает Лейла Мержоева, которая помнит только те времена, когда ингуши уже обжились-обустроились. — Место было добротное, благое: большой элеватор и две мельницы, были и рабочие места, было и что принести домой. Так жили все. И признаюсь вам, что на самых сытных местах работали ингуши. Казахи к нам были очень доброжелательны, особенно если учесть, что им говорили — едут людоеды.

Да и люди были друг к другу внимательны и добры, гостеприимны и приветливы. Запомнился мне один забавный случай в Казахстане. Была весна, стояли ещё сильные морозы. Ингуши ведь на Кавказе держали индюков и очень ценили это мясо. А там такой роскоши не было. И вот мы как-то услышали знакомые звуки из соседней хаты. Оказалось, что хозяйка выкормила за зиму индюшат. Готовила их на продажу и, кстати, продала нам трёх к празднику Мархаш (Ид аль-Фитр). Уж очень хотелось обрадовать гостей чем-то необычным.

И вот утро первого дня. Все мужчины пошли на «идни» (совместная утренняя праздничная культовая молитва). А отец был хлебосольным и гостеприимным человеком. Созвал с собой всех, человек тридцать, отведать редкостную для того места индюшатину. Управились за считанные минуты. Нам осталось довольствоваться только бульоном. Но мы были довольны, потому как готовили для гостей. Да и они всё благодарили маму за удавшийся праздничный обед. «С самого Кавказа не ели такое мясо!» — говорили они.

В те годы люди очень радовались гостям. Хоть и жили бедновато, но гость был всегда желанным. А сегодня стоят дворцы, а гостей нет.

Помню, как в День Победы плакали от счастья старики под «када къал» (тарелка-радиорупор), который передал новость о победе советских войск над Германией. А после смерти Сталина вышел указ о нашем освобождении. «Если нам вернули родину, как оставаться здесь дольше», — сказали многие и ринулись на Кавказ.

Сегодня Иса Мержоев проживает в городе Малгобеке. А Лейла Яндиева — в Нальчике. Им пришлось испытать и второе гонение — из Грозного, откуда они вынуждены были бежать во время военных событий в Чечне.

Много бед выпало на судьбу нашего народа, но они сумели вопреки всему жить, и жить достойно. Это удивительно стойкие и мужественные люди. Мы вправе ими гордиться, вправе равняться на них.