Очевидцы свидетельствуют

Руслан Мейриев: «Над селом Ангушт поднялись клубы чёрного дыма, и это было похоже на жуткие кадры из документальных фильмов о войне»

В октябре-ноябре 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии произошли события, унесшие жизни сотни невинных людей, лишившие крова тысячи семей, а число пропавших без вести, по последним данным, составляет 192 человека.

В любой подобной истории есть пострадавшие, но есть и виновные, с которых не сняты обвинения. История даст ещё свою объективную оценку этим событиям, как и действиям властей и политиков всех рангов, в руках которых находились бразды правления, и которые по долгу службы были обязаны предотвратить это кровавое месиво. Но пока пишется история, очевидцы будут вспоминать и рассказывать о том, как это было и как отразились трагические события на их судьбе и судьбе их близких...

Полковник Руслан Мейриев — бывший министр внутренних дел Ингушетии. В 1992 году, на начало конфликта в Пригородном районе, он служил в правоохранительных органах в Ханты-Мансийском округе в должности заместителя начальника милиции города Нижневартовска.

О трагических событиях в Пригородном районе он услышал по Центральному телевидению в новостных сводках. Придя утром на службу (было 3 ноября), он написал рапорт и вечерним рейсом вылетел на Минводы. Вместе с ним был друг Алаудин Гадоборшев. В самолёте от экипажа им стало известно, что ингушей, со всех концов рвущихся домой, задерживают. Оба они прекрасно понимали, что ехать на родину небезопасно, понимали также, что не смогут повлиять на ситуацию, но они спешили к родным, они просто не могли отсиживаться вдалеке, когда их народ подвергался уничтожению.

Экипаж самолёта был осведомлён, что на борту находятся ингуши и им по прилёте понадобится помощь. Когда самолёт совершил посадку в Минводах, лётчики вывели Руслана с товарищем через служебный выход и на своей машине доставили до железнодорожного вокзала. Но здесь им сказали, что повсюду стоят посты и что по дороге из вагонов поезда на станциях забирают ингушей в заложники. Оставался один выход — ехать на машине. На вокзале они встретили ещё двух ингушей и вместе направились на родину. На выезде из города их остановил первый пост — казачий. Мужчина средних лет предупредил ребят, что через каждые сто метров стоят посты. Он же им посоветовал ехать ближе к рассвету, когда «постовых» наверняка начнёт одолевать сон.

Уповая на Всевышнего, они тронулись в дорогу. В Назрань приехали утром 4 ноября. Посты миновали разными способами: где просто пропускали, где приходилось ругаться, где отрывались на скорости, а где откупались деньгами.

— Площадь перед зданием администрации была заполнена людьми, — вспоминает Руслан Мейриев. — В администрации, куда я обратился, никакой информацией из Пригородного района не владели. До вечера мы простояли в надежде, что вот-вот что-то прояснится. Но вечером отправились на машине братьев Гадоборшевых в горное селение Алкун. Было уже 23 часа ночи. Магомед-Гири Хамхоев, житель Алкуна, завёл нас к себе в дом. Мы поели, отдохнули часа два-три и решили идти дальше.

Хозяйка в дорогу положила нам вареное мясо, хлеб, а хозяин взялся подвезти чуть дальше на своём уазике. С нами пошёл младший сын Магомет-Гирея. У них в Ангуште (Тарском) жила тётя — Баркинхоева, вот к ней на помощь он и отправился.

Дальше путь лежал по горным тропинкам вдоль по Ассинскому ущелью. Через час-полтора мы достигли местечка Солнечная поляна (Эрш). К тому времени уже стало светать. Свернув направо, мы поднялись на возвышенность «Эрд-бос». Когда мы шли по лесистой местности, над нами нависли четыре вертолета. Они кружились над селом и отслеживали лесистую местность. Нам пришлось укрыться под «зелёнкой». Когда они улетели, мы пошли дальше. К обеду поднялись на поляну «Барт-бос». Это как раз то место, где в 1770 году состоялось историческое подписание договора о вхождении Ингушетии в состав Российского государства.

С этой возвышенности мы увидели, что село Ангушт оцеплено тяжёлой боевой техникой. На наших глазах со всех сторон из всех орудий открыли массированный огонь. Продолжался обстрел минимум два часа, без ответного огня. Мы стояли всё это время, как вкопанные, беззащитно глядя на то, как на наших глазах уничтожают созданный нами годами миропорядок.

Дальше мы стали свидетелями, как в село пошли мародёры, кто пеший, кто на машинах с прицепами. Награбив с каждого двора всё, что было возможно, они стали спешно покидать селение. Смотреть на это было невыносимо. Тем более, мы пока ещё ничего не знали о судьбе наших родных и близких. После этого те же вооружённые люди стали взрывать и поджигать наши дома. Над селом поднялись клубы чёрного дыма, и перед нами словно всплывали кадры из документальных фильмов о войне. Такого не может быть, думали мы, но душили свои мысли, и тисками сжимала голову действительность происходящего.

Мы продолжили путь, но тут встретили идущего навстречу односельчанина, который сказал, что люди ушли в южном направлении в сторону Джейраха. Куда мы и последовали. Уже темнело.

В лесу под открытым небом ингуши, жители предгорных сёл Ангушт и Южное, бежавшие от обстрелов, раскинули временный лагерь для ночлега. Тут же стояла охрана из молодых ребят. Люди, уставшие от ужасов происходящего и утомленные тяжёлой дорогой, спали, кто на кузове грузовиков, кто в наспех сколоченных палатках, кто просто облокотившись друг на друга у костра. В этой кромешной тьме я смог найти своих родителей, братьев и родственников. Была радость, что они живы, но огорчало то, что с ними не было брата Абдул-Азита и дяди Макшарипа.

Уставшие, мы уснули на сене в кузове машины. За ночь навалил глубокий снег. Люди были полураздетые, изнеможенные и больные. Молодые ребята, подростки помогали идти детям, женщинам и старикам. Некоторых несли на руках. Я взял немощную старушку. Дорога была тяжёлой. Ноги утопали в снегу, скользили по узким горным тропам. Моя обувь так прохудилась, что одно время пришлось идти босиком по снегу, пока не встретил знакомого, у которого, благо, оказались припасённые для себя спортивные кеды. Но и они достаточно быстро промокли.

Так мы дошли до селения Гули, где нас встречали местные жители с тёплой одеждой и горячей пищей. Всех развезли по домам. Нас приняли в семье Илиевых. Здесь по радио мы услышали, как Галазов выступал с победоносной речью перед своим народом. О какой победе вообще могла идти речь, посеяв кровавую вражду между народами, жившими, живущими и должными жить рядом? Насколько нужно быть близоруким политиком, чтобы не думать о будущем нации, когда власть в его лице должна была предвидеть и предотвратить это кровопролитие. Но Бог ему судья!

Народу в доме Илиевых было так много, что не находили места просто прислониться к стене. Но всё же я нашёл угол и уснул мертвецким сном. Рано утром мне с трудом удалось посадить в набитую до отказа машину отца и родственников. Пожелав им счастливой дороги, я вернулся обратно, чтобы узнать о судьбе брата и дяди. От сестёр, которые жили в Джейрахском районе, мне стало известно, что семью свою Абдул-Азит успел вывезти в безопасное место (он жил в районе мебельной фабрики «Казбек»), потом вернулся обратно, вызволять родителей жены (они жили в районе кирпичного завода, ближе к городу Владикавказу). Больше никаких новостей. Догадаться, что случилось что-то нехорошее, было несложно. Но надежда, что он живой, ещё теплилась.

Я выехал в станицу Орджоникидзевскую, сегодня это город Сунжа. Зашёл к родственникам, чтобы отдохнуть и отогреться. Но не успел я допить чай, как мне сообщили, что в Назрань привезли из Пригородного района тела погибших и надо ехать на опознание.

Была уже ночь, когда мы приехали. На площади в Назрани перед администрацией лежали трупы со следами насилия. Люди с фонариками в руках искали среди погибших своих родственников. Трупы были изувечены. Смотреть на происходящее было невыносимо, с трудом верилось, что это могли сделать люди, вернее «нелюди». Среди них я узнал брата Абдул-Азита. Он лежал с простреленной головой. (После этих слов, мой собеседник замолчал. Ему было тяжело переживать всё это заново. Через минуты две он продолжил рассказ, — от авт.).

Особенно тяжело было смотреть на отца. Он был со мной рядом всё это время и несколько раз переспросил: «Это действительно он?» Потом быстрым шагом пошёл в сторону. Я побежал за ним. Он остановился. Я увидел в его глазах боль и отчаяние. Он был потерян. «Отец, — сказал я, — Всевышний всё видит. Ты только держись! Нам нельзя сейчас падать духом!» Он тяжело вздохнул и поникшим голосом сказал: «Ты прав! Алхамдулиллах! Всё в руках Аллаха!»

Всю ночь я просидел рядом со зверски убиенными, затравленными и истерзанными телами. Мне казалось, что утром весь народ, вся страна, вся мировая общественность поднимется и скажет своё веское слово против тех, кто учинил кровавый произвол над моим народом, мне казалось, что со всей строгостью мир осудит власть, политиков, допустивших такую трагедию между народами. Это было страшное преступление. Но молчал обезумевший от горя народ, молчала страна и вся общественность. До нас никому не было дела.

Позже я узнал, что брата взяли в заложники около кирпичного завода в посёлке Южном. Его держали в Майрамадаге. Там в подвале с ним сидело очень много людей. Он был жизнерадостным человеком, физически крепким, всегда старался помочь нуждающимся, подставить плечо, был настоящим сыном ингушского народа. В последнее время он жил в Нижневартовске, занимался там своими коммерческими делами. Он только приехал на родину, навестить родных и близких, где ещё жила его семья: жена и пятеро детей. Там его и застали трагические события. Он даже костюм свой не успел поменять. Был в том, в котором я его проводил в аэропорт. Мне рассказали, что из подвала в Майрамадаге его вывели осетинские боевики и потом завели со следами побоев. Он сказал потом сидящим с ним ингушам: «С меня требовали подписать бумаги об организации подпольной банды. Я не подписал. Живым меня отсюда не отпустят. Передайте всем, кого я знал, что я прощаю их за всё, и пусть они меня простят. Я готов!» Через несколько минут его снова увели. Больше живым брата никто не видел.

Дяде Макшарипу избежать горькой участи помогли русские соседи. Они на своей машине вывезли его из зоны опасности окольными дорогами в Ингушетию.

Все дети Абдул-Азита Мейриева — два сына и три дочери — получили высшее образование, создали семьи и заняли своё достойное место в обществе.

В селении Ангушт (Тарское) младший брат Магомед Мейриев заново отстроил дом и живёт сегодня со своей семьёй. В своё время он тоже работал в правоохранительных органах, участвовал в оперативно-следственной группе генеральной прокуратуры РФ по раскрытию и расследованию преступлений, совершенных осенью 1992 года в Пригородном районе в отношении ингушского народа.

Полковник Руслан Мейриев сегодня на пенсии. Живёт в Ингушетии.

Время прошло, но не стёрло из памяти боль и трагедию, которую допустили власти и политики всех уровней. Такое не должно было случиться. Народы Кавказа всегда мирно сосуществовали и решали любые вопросы дипломатично, а не по принципу «разделяй и властвуй». Думаю, у потомков наших мудрых народов хватит мужества и достоинства расставить всё по своим местам. Даже ради того, чтобы наши дети могли спать спокойно и заниматься созидательным трудом.

Мы склоняем головы перед памятью погибших и убиенных, расстрелянных и числящихся пропавшими без вести людей в трагедии осени 1992 года в Пригородном районе. Наша святая обязанность — сохранять и передавать из поколения в поколение горькую правду о том, как это было. Мы не имеем права забывать, иначе не только потеряем связь с историей, но и рискуем оказаться в ситуации, когда такое может повториться.