Это счастье — находить маленькую Ингушетию на карте

Известная в мире ингушка Пара Парчиева поделилась своими мыслями и переживаниями о судьбе своей Родины

Пара Ражаповна Парчиева — известный в европейском мире доктор филологии, лингвист, профессор университета Сорбонны во Франции, кавалер французского ордена Академических пальм третьей степени, учрежденного при Наполеоне I (вручается за достижения в сфере науки и образования), заслуженный деятель науки Республики Ингушетия. Была одним из самых ярких и активных членов оргкомитета по восстановлению автономии Ингушетии. Сейчас она находится в республике и согласилась дать интервью газете «Ингушетия».

— Пара Ражаповна, вы входили в оргкомитет по восстановлению автономии Ингушетии и не понаслышке знаете, какими усилиями ингуши получили свою государственность. Но и после того, как уехали во Францию, вы никогда не были сторонним наблюдателем процессов, происходящих на малой родине. Скоро республике 28 лет. На ваш взгляд, что удалось, к чему мы пришли?

— Я никогда не думала заниматься политикой, меня только моя работа интересовала. А в оргкомитет меня привел случай. У нас в университете «прокатили» по конкурсу преподавателя. Очень талантливого историка, который сопротивлялся давлению людей, уже тогда пытавшихся перевести образование в коммерческую плоскость. И тех, кто отказывался ставить незаслуженные оценки детям «нужных» людей, могли наказать, могли лишить каких-то преимуществ, на которые ты имел право — санаторного лечения, квартиры и прочего.

И вот этого преподавателя — Бокова Федора Павловича (позже он стал членом оргкомитета по восстановлению автономии Ингушетии), прокатили с должностью в университете. И когда это с ним сделали, я вышла на площадь. Начиналась деятельность Народных фронтов, лидером у них был Хож-Ахмед Бисултанов, и он на площади Ленина собирал народ. Я жила рядом и, естественно, была в курсе всего, что они делали. Когда Федора Павловича выставили из университета, на одном из митингов 23 февраля 1988 года я выступила. Это было мое первое на таком крупном форуме выступление.

Закончив свою речь, я сошла с трибуны, и меня сразу же окружили молодые ребята, которым понравилось мое выступление.

В это время к нам подошел мужчина, я его не знала. Он оказался ингушом. Властно так взял меня под локоть, а этим ребятам говорит: «Нам самим нужны такие таланты. Мы готовим ингушский съезд, и нам как раз не хватает женщин».

Это оказался один из активных членов движения за восстановление автономии Ингушетии Беслан Костоев, который и привел меня в оргкомитет. В общей сложности этой общественной деятельностью я занималась полтора года, потом уехала во Францию. Но и находясь там, постоянно следила за процессами в Ингушетии.

Я считаю, что за 28 лет в Ингушетии сделано немало. Обращает на себя внимание, что народ наш сильно изменился и внешне, и внутренне. Он стал физически красивее, и это связано с благополучным бытом, я думаю. Люди стали жить легче, у части населения появился материальный достаток. Но высокая коррупция во всех сферах власти, конечно, перекрыла народу возможности составить свое дальнейшее благополучие. Последние 10 лет чиновники растаскивали бюджет по своим карманам. И эта ситуация, я думаю, отбросила республику назад.

Но обвинять в этом одного человека, я считаю, неправильно. Все, кто способствовал, молчал, попустительствовал этому, тоже несут ответственность не меньшую. Есть такая религиозная аксиома: в огне рука берущего, в огне рука дающего. Не может быть коррумпирован только один человек. Эта коррупция происходит у многих на личном уровне.

Когда чиновник, имея доступ к бюджетным средствам, направленным государством на нужды малоимущих и многодетных семей, инвалидов, кладет их к себе в карман, чтобы приобрести лишнее платье или другие излишки материальных благ, а мы молчим... Всевышний не простит нам этого. Он нас накажет и сделает так, что у нас заберут с таким трудом возрожденную республику, и благодать покинет нас.

— А от чего нам следовало бы в первую очередь избавляться?

— Мы плохо боремся против бытового насилия. Вот сколько надо труда вложить, чтобы вырастить сына? Очень много. А мы по какому-то несущественному поводу — кому этот камень принадлежит или не принадлежит, кто-то кого-то случайно задел... Или из-за каких-то копеек дерутся — из-за всего этого мы теряем своих сыновей. Вот эту работу должны проводить религиозные деятели. Не ругаясь, не разъединяясь по тейповым или вирдовым отличиям, а объединяясь по святому положению ислама, который никем не оспаривается. Не ищите, ингуши, того, что вас разъединяет.

— Как вы оцениваете ситуацию, складывающуюся в республике? Она напряженная или наметилась стабилизация, после протестных акций? Что бы вы порекомендовали Главе республики Махмуд-Али Калиматову, как законнику, в данной реальности? Какими должны быть, на ваш взгляд, его действия?

— На мой взгляд, при новом Главе республики наметилась стабилизация. Помните, его долго обвиняли в том, что он молчит и никаких заявлений не делает. А когда он выступил — это было деловое, обоснованное, очень аргументированное выступление умеренного руководителя.

Я за многие годы впервые так долго нахожусь в республике — около шести месяцев. И за это время не нашла ни одного неверного шага у нового Главы, который мог бы вызвать протест у ингушей. Мне кажется, что у нас Глава с человеческим лицом, который слышит нас. Но требовать от него надо только в рамках возможного для субъекта нынешней России. Требовать большего — это значит дискредитировать его работу. Мы как народ тоже отвественны за то, что с нами случается.

Поэтому хочу призвать народ более активно участовать в политической, общественной, экономической жизни своей республики. И прежде чем вынести на обсуждение какое-то осуждение руководителя, сначала подумайте, обоснованно это или нет, в чем Глава провинился, какие у него возможности и что он сделал. Мы должны уметь понимать, где мы живем, в какой действительности и чего мы можем добиваться, а с чем надо подождать. А все остальное — это только во вред ингушам и России.

Я желаю Махмуд-Али Калиматову сил продолжать свое дело в гуманистическом направлении. Он гарант и человеческого, и юридического факторов в республике.

И каждый из нас должен зубами цепляться за свою республику. Счастье, находясь за границей, показывать карту и говорить — вот здесь моя маленькая Ингушетия. А если у нас ее отнимут? Я до слез гордилась, когда мы на этой карте отыскивали свою Родину. Поэтому каждый ингуш обязан сегодня об этом думать.

— Как отмечалось в одной из публикаций, вы могли бы стать незаурядным политиком, но выбрали науку. Почему? Корректна такая избитая формулировка: «политика — грязное дело»?

— Для меня вопрос быть политиком никогда не стоял. Мне всегда нравилась моя работа, нравилась наука. А еще в школьные годы мне хотелось быть врачом. Но я очень хорошо помню, что меня остановило — а вдруг из-за меня кто-то умрет, как я с этим буду жить?

Но, не будучи политиком и никогда в нее не стремившаяся, у меня такой опыт появился, и я многое о политике все-таки поняла. Политика — это тоже искусство возможного. Там нужно иметь и логическое мышление, и умение анализировать поступки, историю изучать. Вот, например, Махатма Ганди добился независимости Индии без единого выстрела, с одним посохом и в сандалиях пройдя по всей стране. Поэтому несиловая политика — она может быть эффективнее любой другой.

Политика бывает грязная, бывает чистая, бывает умная и неумная — все формулировки подходят к политике, и это очень сложное искусство. Я лишь соприкоснулась с некоторыми аспектами, но меня это не привлекает.

— Когда приезжаете на малую родину, вы встречаетесь с молодежью, читаете лекции на актуальные темы. Есть огонь в глазах? Какая она — наша молодежь?

— С молодежью я в последние годы редко встречаюсь. И там, где я с ней встречаюсь, им не хватает чистых авторитетов. К сожалению, мои возможности в силу возраста уже сильно ограничены, я уже мало что могу. Но я очень хотела бы оказаться в нынешней Ингушетии, скинув хотя бы лет двадцать. Мне казалось, когда я была за границей, что я здесь не очень нужна, и намного больше думала о том, чтобы продвинуть нас во Франции. Оказывается, я ошиблась все-таки. Хотя отдельные личности и вышли у нас на мировую арену, но вот комплексно... Молодежь из народа, к сожалению, не на том уровне, на каком она могла бы быть и должна быть при таких обстоятельствах.

— Из Франции в прошлом году пришла приятная новость. Читаю: «Министерство образования Франции вручило профессору Сорбонны Паре Парчиевой орден Академических пальм третьей степени (Кавалер)». Сообщается, что награда эта учреждена при Наполеоне I и вручается за достижения в сфере науки и образования. Банально прозвучит, но все же: что для вас эта награда?

— То, что мои заслуги признали во Франции, мне было особенно приятно. И не потому, что это касалось лично меня. Я была горда тем, что на таком уровне представляю свой ингушский народ. С самого начала я занималась больше даже не своей непосредственно работой, а думала о том, что может быть полезно для ингушского языка, культуры и прочее.

Мне также было приятно, что в конце концов я все-таки доказала свою теорию, которую в течение 20 лет не хотели признавать. Говорили, что выдвинутая мною тогда концепция об обособленных членах предложения нигде не пройдет. А я все-таки смогла доказать, что они не являются членами предложения, в котором они якобы существуют. Это два и больше предложений, которые образовали новую единицу, большую, чем предложение.

Вот мы до сих пор и в школе, и в университете изучаем, что есть звуки, слоги, слова, словосочетания, предложения — простое и сложное. И это высшая языковая единица, дальше нету ничего. Но оказалось, что вот эта эволюция человеческого языка от звуков до предложения не остановилась. Она очень тайно, подспудно так сказать, развивалась в единицу более высокую. И именно роль в этом сыграли так называемые обособленные члены предложения.

И то обстоятельство, что, несмотря на свои семейные трагедии, я довела деятельность до конца и сумела доказать свою теорию — думаю, это пример для молодежи. В этой связи хочу сказать молодым: какие бы у вас ни были трудности — не опускайте руки, а действуйте и двигайтесь. Ни при каких обстоятельствах я не бросала свою работу.

— Не менее приятно читать, что в современной энциклопедии французского языка, благодаря вашим усилиям (поправьте, если что-то не так говорю), введены такие понятия как «ингуши», «Ингушетия», «Назрань», «Магас». Значит, для вас это было важно...

— Я проделала определенную работу, чтобы об ингушах стало известно в мире. Мною были подготовлены две статьи об ингушах и чеченцах для всемирно известного энциклопедического словаря на французском языке издательства Ларусс. Там упомянуты и события 1992 года, я считаю это самым большим своим достижением. Это очень сложно было сделать, у меня сохранилась моя переписка с издательством, и я постараюсь эти письма опубликовать. До этих пор даже слова «ингуш» там не было.

Организовала там докторскую диссертацию по ингушскому языку для профессора Сорбоннского университета Франсуазы Герен, она ее защитила. Она свои исследования вводила уже в структуру французского языка. Я пыталась, чтобы ингуши стали популярными, и они становились.

Вдруг преподаватели университета заинтересовались структурой ингушского языка, и вот мне поручил директор института восточных языков прочесть для них курс по структуре ингушского языка. А я являлась докторантом по синтаксису французского языка. Никакой литературы у меня для подготовки не было, никакой связи с Ингушетией тоже тогда у меня не было. Я просто брала несколько глаголов, сама их спрягала, язык-то я знаю, выводила окончание, спряжение, времена и за неделю успевала одну лекцию подготовить. 

— Пара Ражаповна, что вы можете сказать по поводу предстоящего голосования по поправкам в Конституцию России? Какую позицию должны занять жители Ингушетии? Чего больше в призывах байкотировать это мероприятие: необдуманных эмоций или дальновидности?

— Эмоции, естественно, были и будут. Я думаю, что те тейпы, которые сделали это заявление — действовали под влиянием эмоций, разочарования, усталости в каком-то смысле, но нам это не на пользу.

Вот я считаю, что это самое большое искусство должно быть всей нашей молодежи, всех наших общественных организаций — не говорить всё, что на язык придет. Это легко сказать — «я бойкотирую», а кому и что это даст? Сейчас время тщательно обдумывать каждый свой шаг и его последствия.

Если проанализировать историю ингушей, они первыми вошли в состав России. Ни один народ, заключивший с ней союз, так не покрыл себя военной славой, защищая Россию, как ингуши. Ни один ингуш не предавал Россию и не собирается предавать. И насколько мне известно, сегодня ни один ингуш не жалеет о том, что мы нашли свою жизнь, как мы планировали, в содружестве, и в то же время признавая какое-то превосходство России. То есть мы очень много черпнули и из русской культуры, и мы ценим то, что нам дала Россия.

Но нельзя не видеть того, что в некоторых вопросах нас иногда дискредитируют в пользу наших соседей. Это начал делать Сталин, и весь мир осудил его действия... Вот ингуши и не могут понять, почему, за что с ними так поступают. По этой причине у них иногда бывают срывы.

Этим срывом я объясняю для себя и заявления нескольких ингушских тейпов, которые в данный момент высказались за бойкот голосования в апреле. Они просто сорвались из-за сидящих в заключении, от оскорблений в адрес этих стариков.

Но прежде чем этот вопрос выносить в публичное пространство, он должен был решаться среди всех ингушских тейпов, выслушав их мнения. При любом решении надо в первую очередь думать о том, какую пользу или вред могут принести твои слова и решения всему ингушскому народу. Это главное, о чем я думаю, прежде чем что-то сказать.

— Пара Ражаповна, задам немного провокационный личностный вопрос: у каждого из нас есть «свой уголок», где отдыхаешь душой и открывается второе дыхание. Где ваш уголок? В такой прекрасной стране, как Франция, или не менее чудесной малой родине — Ингушетии?..

— Мне хорошо в Ингушетии, мне хорошо во Франции. Но мой родной уголок остался в том домике в Пригородном районе, откуда меня ребенком выселяли в 1944 году вместе с моими родными. Больше мне нигде не было так хорошо, как там.