Одним из самых трагических периодов в истории ингушского народа является время депортации в феврале 1944 года, когда наши предки насильственно были высланы из родных мест в суровые степи Казахстана и Средней Азии.
Хорошо помнит эти трагические события и наша сегодняшняя собеседница Мади Алдаганова (Тумгоева), которая не может спокойно, без слёз рассказывать о тех страшных днях на чужбине, когда люди не делали трагедию из-за того, что у них кто-то умирал в семье. Доходило до того, что иногда мертвым завидовали живые.
«В моей семье череда потерь родных началась с самого главного человека — мамы, — рассказывает Мади Берсаевна. — И произошло это не у себя дома, а вдали от родины, в Казахстане. Едва мы успели разместиться на новом месте, как мама умерла при родах. Когда нас выселяли, она была на сносях восьмым ребенком, и как рассказывали потом женщины из нашего вагона, она едва выдержала дорогу, такую трудную и далекую дорогу в неизвестность. Вот с такого горького случая и началась наша нелегкая жизнь на чужбине».
После смерти матери на плечи шестилетней Мади и ее старшей сестры легли все хлопоты по дому. Отец и братья старались содержать их в тепле, обеспечивали питанием, но во всем чувствовалось отсутствие маминого тепла и ласки. Особенно этого тепла не хватало самому маленькому человечку — новорожденной девочке, которой чудом удалось выжить, но вскоре тяжело заболела и она. Все знали, что в домашних условиях только что родившемуся грудничку оказать медицинскую помощь будет невозможно, поэтому отец семейства решил сдать ребенка в детский приёмник, который находился в городе Атбасаре. Там функционировала большая детская больница, и поэтому была надежда, что девочка выздоровеет. Но вскоре при очередном посещении приёмника отец узнал, что малышка накануне скончалась.
«Я никогда не забуду выражение лица своего отца, когда он вернулся из больницы с телом маленькой дочки на руках, — вспоминает женщина. — Ещё была свежа рана по потере матери, и очередная смерть родного человека продолжала нести эту черную метку. Часами мой отец сидел на молитвенном коврике, читал зикры и тайком от детей частенько смахивал слёзы. Но он был очень сильным и смелым человеком, поэтому не сдавался, несмотря на то что на его иждивении оставались восемь детей. Отец работал не покладая рук, чтобы оставшиеся в живых были обеспечены самым необходимым. Спал он в основном днём, а ночью куда-то уходил и возвращался поутру спозаранку с тяжелыми котомками на плечах. Это я, уже будучи взрослой, узнала, откуда он доставал эти продукты питания, но чего не сделаешь ради того, чтобы не умереть с голоду?»
Как рассказывают многие очевидцы тех печальных событий, тяжело и страшно стало жить ингушам ещё за несколько недель до выселения. Дело в том, что, как стало известно потом, верхушка власти готовила высылку ингушей и чеченцев ещё задолго до этого.
По словам Мади Берсаевны, когда они жили в Базоркино, их семья считалась обеспеченной. У них было большое приусадебное и подсобное хозяйство: лошадь, куры, овцы и другая живность. По тем годам это считалось большим богатством.
«Дело в том, что наш отец хорошо зарабатывал, а мать занималась домашним хозяйством, никогда не сидела без дела, — рассказывает она. — Вот так и жили большой дружной семьей, пока однажды холодным утром к нам не постучались солдаты и с криками заставили кое-как одеться и выйти улицу. Несмотря на то что мне было чуть больше пяти лет, я достаточно отчетливо помню все детали этого страшного дня, но как мы ехали — помню смутно. Когда уже прибыли на место, нас разместили в бараке, где, кроме нашей, было ещё пять ингушских семей и две семьи из Грозного. Было очень тесно и трудно, особенно женщинам и молодым девушкам».
Говорят, беда не приходит одна. Невосполнимую потерю пришлось пережить семье Тумгоевых и в третий раз, когда в 1947 году они похоронили двух девочек-близняшек, которые накануне дня ссылки сделали свои первые шажки.
«Когда нас везли в товарном вагоне, где было очень холодно и сыро, мои младшие сестренки очень тяжело заболели, — рассказывает бабушка Мади. — Но когда мы приехали в Казахстан, отец отвел их к знахарю, и он смог им помочь на первое время. Видимо, болезнь скрытно прогрессировала, и вконец победила. Как сегодня помню этот день, когда их хоронили. Было очень горько и тяжело на душе. Но мой старший брат почему-то сказал, что этим девочкам повезло больше чем нам. Только мы тогда не понимали, что он имел в виду. Теперь, вспоминая события осетино-ингушского конфликта, и многие другие трагедии нашего народа, я думаю, что брат был прав».
Также с сожалением отмечает Мади Берсаевна, что они со старшей сестрой очень хотели учиться, но у отца большого семейства не было возможностей пускать их в школу. Так они и остались неграмотными.
«Несмотря на то что я росла, можно сказать, без матери, самые горькие воспоминания у меня связаны с отцом, который так и смог дождаться встречи с родиной, — сетует женщина. — Как и тысячи его сверстников, он сложил свою голову в холодной казахстанской земле. И когда репрессированным народам разрешено было возвращаться, мы не испытывали особой радости, ведь могилы самых родных людей оставались там, в Казахстане».
Последствия депортации сложно оценить, говорят историки. Достаточно сказать, что эта кощунственная операция привела к значительному сокращению численности вайнахов. Многие депортированные, как случилось и в семье Мади Алдагановой, несмотря на оказанную помощь со стороны местного населения, так и не смогли адаптироваться в новых условиях, умирали от голода и болезней.
Кроме этого, следует отметить огромные потери и в культурно-исторической сфере ингушей. В музеях и библиотеках проводились настоящие чистки, а уникальные культурные ценности вывозились, стирая тем самым историческую память вайнахов. Сегодня эти исторические реликвии ингушей оседают в частных коллекциях советского руководства.
Были также разграблены и уничтожены мечети, молельные дома. После изгнания ингушей с их исторических мест были разрушены многие мусульманские кладбища, а из надгробных камней прокладывали дороги и строили коровники. С легкой руки советского руководства менялись названия ингушских населённых пунктов, улиц и районов.
Но наступила оттепель, и в 1956 году начался процесс реабилитации депортированных народов. Несмотря на то, что шанс на возвращение получили и депортированные ингуши, они не смогли вернуться в свои родные дома. Тем не менее, ингуши не отчаиваются и верят в справедливое будущее своей нации и республики, которая процветает с каждым днём и хорошеет.