Патриарху ингушского самбо и дзюдо — 80

Яхья Мерешков: «Во все времена спорт объединял людей разных национальностей, вероисповеданий и рас»

Помню, будучи еще подростком, где-то в середине 70-х, я часто слышал от сверстников, что в Назрани один тренер с золотыми руками, как конвейер, «штампует» готовых самбистов. Некоторые из самых ушлых ребят пользовались возможностями такой ситуации, объявляя себя учениками знаменитого тренера.

И попробуй выяснить, «гонит» парнишка или же говорит правду: мифы, рожденные богатым воображением по причине информационного голода, тогда волновали не только взрослые умы, но и юные души.

И, по правде говоря, с ними старались лишний раз не связываться: драки, стычки и потасовки между мальчишками, которых стравливали для потехи более взрослые ребята, тогда являлись обычным делом.

И вот прошло время. Страны той уже нет, информационный голод обернулся тошнотворным «перееданием», а именем того легендарного мастера назван красивый спортивный дворец — специализированный зал дзюдо, построенный в Назрани в честь триумфальной победы нашего земляка Хасана Халмурзиева на Олимпиаде в Бразилии. Ну, конечно же, речь идет о Яхье Мерешкове, патриархе ингушского самбо и дзюдо, мастере спорта СССР, заслуженном работнике физической культуры Российской Федерации, заслуженном тренере Казахской ССР, подготовившем несколько поколений самбистов и дзюдоистов, снискавших славу и престиж нашей стране.

Сегодня, 20 мая, ему исполняется 80 лет. Статный, с осанкой, которой позавидуют и молодые, с благородной окладистой бородой, абсолютно лишенный «бронзы», он всегда вызывал уважение у людей не только внешним видом настоящего горца, но и какой-то удивительной, притягивающей аурой. Беседуя с ним, я погрузился в ностальгию, вспомнил мальчишеские годы и как мечтал попасть в его мастерские руки...

— Яхья Магомедгиреевич, как же так получилось, что пыльный, провинциальный городок, которым тогда являлась Назрань, получил всесоюзную известность в 70-х годах?

— Наверное, так было предопределено Всевышним. Тем не менее, Творец предписывает нам делать шаги, поступки, напоминая, что только тогда у нас что-то получится. Желание добиться успеха было огромным. Помню, на каких-то всероссийских соревнованиях мы с гордостью прочитали на афише: «В соревнованиях участвуют прославленные команды из Москвы, Ленинграда, Назрани...». Что может быть приятнее для сердца ингуша?! Ко мне подходили и спрашивали: «А где эта Назрань находится?» Я же в шутку отвечал: «Ты что, не знаешь где Назрановское море? Учи географию, деревня» (смеется).

— Скажите, а как всё начиналось?

— Первого опыта я набрался в спортзале обогатительного комбината в Мизуре в Северной Осетии. Были такие Садонские рудники — не знаю, действуют ли сейчас, — откуда руду возили на завод «Электроцинк». Там хорошо платили, и мы с несколькими парнями из Кантышево подались туда. Работал и под землей шахтером. В зале были разные секции, я занимался вольной борьбой, приобрел кое-какие навыки единоборства.

В 1962 году меня призвали в армию, попал в Кемеровскую область во внутренние войска МВД, охранял заключенных. Помню в ходе прохождения курса молодого бойца состоялся отбор самбистов для участия в первенстве части. Про дзюдо тогда вообще не говорили, а на Олимпийских играх боролись наши самбисты. Только в 1974 году официально создали Федерацию дзюдо СССР и самбистов с дзюдоистами разделили. Кстати, грузинский атлет Шота Чочошвили стал первым из советских спортсменов олимпийским чемпионом в 1972 году на мюнхенской Олимпиаде. У грузин есть свой национальный вид единоборств — чидаоба, и они, в принципе, неплохо подготовлены изначально для осваивания нюансов дзюдо.

В общем, я прошел отбор, во многом из-за хорошей физической формы, и победил в первенстве части по самбо. Затем меня направили в сержантскую школу на 11 месяцев в Кемерово, где судьба меня свела с первым, по большому счету, моим наставником и учителем самбо — лейтенантом Абраменко, являвшимся начальником физподготовки нашей дивизии. Он дал мне очень многое в развитии. Стал постоянно участвовать в первенствах части, дивизии, рода войск, открытом первенстве Кемеровской области. Являясь членом сборной воинской части, выигрывал, становился призером, порой не проигрывая ни одной схватки, одолевая в ходе турнира даже будущих чемпионов: система была такая, что победителем становился тот, кто больше очков наберет.

В 1964 году выступил на первенстве войск СССР, где занял второе место, и за это достижение мне присвоили звание мастера спорта СССР. Если честно, выигрывал бои зачастую характером, силой воли, постоянно тревожила мысль: «Лучше умереть, чем проиграть» (смеется). Вот этой «мысли», увы, многим спортсменам сегодня не хватает. В общем, с таким багажом я и вернулся домой, завершив срочную службу.

— Здорово. Богатая у Вас армейская биография, редко какому молодому человеку такая выпадает... Что дальше было?

— Дальше... Дальше начал ездить на заработки, как и многие наши земляки, возвратившиеся из ссылки, изнывавшие от безработицы, обустраивавшие свой скромный быт. Где-то в 1970 году краем уха услышал от кого-то, что на нашем заводе «Электроинструмент» действует секция самбо, и ухватился за эту информацию: думаю, надо посмотреть, что это за секция.

Поехал в Назрань на завод и очутился в подвале его административного корпуса, где и обосновались ребятишки из секции. Жесткие допотопные маты на бетонном полу, на которых кувыркались пацаны, постоянно расшибая свои ноги о бетон, потому что овальные маты не стыковались, пыль, стоявшая столбом, мерцающее освещение — вот что предстало перед моими глазами. Конечно же, ни о каких санитарно-гигиенических условиях, как, например, помыться где-то после тренировок, и речи не было.

Ребят тренировал совершенно бесплатно один парень, энтузиаст, по имени Ахмед, где-то моего возраста. Он сидел с друзьями в сторонке, когда я спустился в приспособленный спортзал. Подошел и поздоровался с ними, разговорились, Ахмед с гордостью сообщил, что у него первый разряд по самбо. Когда же я поведал им о своих достижениях и званиях, они не поверили. И тогда дружки подговорили его, мол, проверь, что это за мастер спорта такой. Решили помериться силами, все наблюдали схватку: и дружки Ахмеда, и его ученики. К слову, кроме «званий», он еще в весовой категории мне значительно уступал. Схлестнулись. Я «работал» вполсилы, позволяя ему броски делать, сам их проводил. В общем, не стал я ему настроение портить, и получилась примерно ничья. Однако это не удовлетворило его корешей, и в следующий раз они опять меня начали провоцировать. Но теперь я всерьез разозлился и показал им свои навыки, несколько раз плюхнув соперника о маты.

Снова я туда пришел через некоторое время и вижу, что детишки совершенно одни, повесили носы и говорят мне, чуть ли не плача: «Ты нашего тренера прогнал. Что нам теперь делать? Теперь ты должен нас тренировать». Оказывается, парню стало стыдно за проигрыш — как-никак ингуш, и он там больше не появлялся. С тех пор я его не видел. Мне стало жаль детей, и я стал с ними заниматься. Вот это и было начало.

Постепенно о наших тренировках пошла молва по Назрани, селам. В спортивном ведомстве Грозного прослышали о нас, и оттуда пришел вызов команде Назрани для участия в детско-юношеском первенстве Чечено-Ингушетии по самбо. К этому времени — кажется, шел 1972 год — я уже устроился на заводе методистом по производственной гимнастике за 80 рублей в месяц, и по совместительству готовил детишек.

Собрал команду и поехали. Один призером стал, были результаты и поскромнее. Все команды — из чеченских сел и городов, все болеют за своих, освистывают нас, все судьи — против нас. Меня это очень задело, и я поставил цель: в следующем году показать им, на что мы способны. И я начал серьезно работать с ребятами, нагрузки увеличил, и в 1973 году на том же турнире в Грозном один мой подопечный стал чемпионом, многие — призерами.

В это же время открылась детская спортивная школа в Назрани по линии Минпросвещения. У нас по-прежнему — никаких условий для тренировок, с одного места перебирались в другое, как цыганский табор, со своими старыми матами. Несколько лет так «шатались». Я попросил взять меня в эту школу хотя бы на полставки. Отказали, нашли сотни отговорок. Тем не менее, следующий 1974 год стал обильным для нас по результатам, многие стали чемпионами ЧИАССР, призерами первенства РСФСР, постепенно нас стали привечать в других регионах...

— И все равно не помогали дома?

— После этого триумфа какое-то внимание появилось. Чиновники заметили мои усилия и мне дали ставку в этой школе. Поддержал райком партии, лично Сергей Мажитович Беков — тогдашний первый секретарь райкома КПСС, хотя местные спортивные чиновники все равно ставили мне палки в колеса. Мои борцы пошли «в рост», о школе узнали в Москве, откуда стали поступать вызовы. Сергей Мажитович вызвал меня и сказал, чтобы я стал директором детской спортивной школы. Если честно, не хотел брать на себя этот груз, который, как мне казалось, не оставит времени на детей. Помню его удивление, мол, в первый раз слышу, чтобы кто-то отказывался от должности (смеется), но, тем не менее, потребовал написать заявление.

Откровенно говоря, это директорство мне не помешало. Больше того — появился какой-то порядок в работе, я составлял планы, графики, сметы расходов согласно календарям соревнований, развивался сам как тренер, посещая семинары в различных городах, меня постоянно поддерживал Сергей Мажитович. До 1982 года я работал главным тренером и директором детской спортивной школы. Постепенно мои ученики повзрослели, окончили учебу в школах, разъехались: кто в крупные города дальше развиваться, кто в институт поступил, кто в армию ушел...

— Не появлялось желание попробовать свои силы, ну, скажем, в Москве, где тогда была сосредоточена вся спортивная жизнь страны?

— А меня ведь приглашали в Москву. На одном из крупных турниров на Украине, где несколько моих ребят взяли «золото», ко мне подошел директор сборной олимпийской команды страны и сообщил, что через месяц в Москве пройдут соревнования «Олимпийские надежды». Говорит, приезжай, и если хоть один из твоих парней станет призером, то это уже можно считать успехом. Я, конечно же, обещал приехать, и по возвращении домой мы начали усиленно готовиться к этому турниру. Собрали команду из восьми человек и поехали в столицу. Пятеро (!) из восьми стали чемпионами. Этот директор, оказывается, являлся большой «шишкой» и после турнира настоятельно просил меня переехать в Москву, дескать, тебе дадут квартиру и должность старшего тренера общества «Трудовые резервы». Я ответил, что подумаю, и как-то забыл про этот разговор.

Потом он сам звонил, когда меня дома не оказывалось, а один раз все-таки мы связались по телефону, и он опять напомнил, что те условия остаются в силе. А в это же время мне предложили поработать в Казахстане, с условиями не менее привлекательными. К тому же там уже работал старшим тренером сборной Киргизии и Казахстана мой хороший товарищ — Руслан Базоркин, который и пригласил меня. Вот так я и упустил тот шанс. Шанс, в том смысле, что в Москве можно было добиться намного больших успехов, потому что оттуда тянулись все нити связи с зарубежными турнирами.

Обидно было осознавать, что хотя Казахстан и выиграет первое место, попасть на международные соревнования было трудно. А команде Москвы даже «бронза» открывала путь на зарубежные турниры. И судьи помогали московским командам. Тем не менее, один мой подопечный — Али Хамхоев — стал победителем Игр доброй воли, были чемпионы СССР. До этого команды Казахстана по дзюдо и самбо на чемпионатах страны не поднимались выше 12-го места из 17-ти команд: пятнадцати союзных республик и двух столичных команд — Москвы и Ленинграда. С нашим же приходом команда Казахстана как минимум гарантировала себе пятое место.

— Не жалеете, что Москву «не взяли»?

— Так судьба распорядилась. Да и к чему жалеть о прошлом. У меня была счастливая тренерская судьба, в 1998 году я вернулся в Ингушетию, сегодня готовлю ребят в своем родном Кантышево в ФОКе.

Со мной работает сын. Все хорошо. Сегодня у ребят все условия для тренировок. А когда-то нам приходилось гостей из числа тренеров отвозить в гостиницы Владикавказа, когда в Назрани проходил турнир имени Гапура Ахриева, а самих ребят устраивать на ночлег в местный интернат. Клали ковры для соревнований прямо на сцену актовых залов завода «Электроинструмент» или Дома культуры, зрители забивали все пространство вокруг.

— А с силой воли как обстоят дела у нынешних ребят?

— Чуть хуже. Слишком много посторонних соблазнов их отвлекает от серьезного дела. Например, те же деньги. Да, сегодня отечественный спорт стал коммерческим, это данность, которую нужно принять...

Помню, один случай, когда мои подопечные, уже старшеклассники, окрепли, стали мастерами. Али Оздоев — он сейчас, кажется, в Верховном суде работает, и Магомед Кокурхоев — многократный чемпион мира среди ветеранов, выступавшие в весовой категории до 68 кг на первенстве России, попали в разные подгруппы. Оба выиграли все поединки и встретились в финале. Так вот, после одной из схваток Али, выложившись по полной, и говорит мне: «Всё, не могу уже, сил больше нет». Я как гаркнул: «Вспомни кто ты, кого представляешь, выбрось эту блажь из головы, всё ты сможешь!» Мы помассажировали его, дали выпить крепкий чай, и в следующем поединке у него открылось второе дыхание. В итоге Али выиграл чистым броском. После схватки он мне признался: если б не мое жесткое слово, не смог бы выйти на поединок.

— Как Вы относитесь к тому, что спорт сегодня смешали с политикой?

— Это очень печально. Спорт всегда выступал послом мира, сплачивая людей разных национальностей, вероисповеданий и рас. Но, прекрасно зная об этом, сильные мира сего превратили его в инструмент реализации своих геополитических амбиций, не думая о том, что спортсмен, например, годами готовится к тем же Олимпийским играм, отдает все свои силы, в том числе и душевные, чтобы на равных сразиться с соперниками на них. И вдруг, оказывается, что на него наложили санкции за то, что он представляет определенную страну. Это огромная драма для спортсмена. Хочется надеяться, что еще на моем веку в политику вернется мудрость, которая будет объединять, а не разъединять людей.