Удивительно: человеческая плоть способна перенести самые жуткие физические и моральные испытания на прочность. Да такие, что похлеще закалки железа. Доказательство тому — судьба ингушского народа, которого, как минимум, за последние двести лет неотступно преследовал злой рок.
Что там еще раньше было — бог весть: пусть историки копошатся в редких документальных свидетельствах. Какие только ярлыки ингушам ни клеили недоброжелатели: и разбойники они, дескать, и грабить только умеют. Самое парадоксальное — клеймили, параллельно, соглашаясь с наличием у этого малочисленного народа благородства, готовности без раздумий жертвовать собой ради защиты простых, общечеловеческих идеалов, таких как любовь к отчизне, гостеприимство, дружба и т. п. И за эту «эклектичность» характерных черт ингуши по полной испили чащу горя до дна и хлебнули лиха. Но не сломались.
Казалось, что революция 1917 года оборвет эту цепь невзгод, несправедливых притеснений и необоснованных негативных суждений. Ведь не может быть такого, чтобы народ целиком поддерживал «грабежи» и «разбои», как любили описывать ингушей многочисленные хроникеры-летописцы и «сотни беглецов», которые тянулись на Кавказ «на ловлю счастья и чинов», презирал мирный и созидательный труд. Должна же быть причина подобному отношению к бренной жизни? Мало кто задумывался над этой головоломкой.
Столетиями загнанные в угол горных ущелий, всегда спасавших их в тяжелые времена, ингуши с вожделением ждали своего часа, когда можно будет перевести дух и спокойно, вдохнув полной грудью, заняться мирной жизнью. Ан нет! Большевики с их фальшивой «народной властью», на алтарь победы которой положила свои жизни четверть мужского населения ингушского народа, своим коварством окончательно «зацементировали» в сердцах людей природную подозрительность и недоверчивость. Именно сталинский период советской власти стал самым смертоносным в судьбе ингушей. К слову, пресловутый ярлык «врагов народа», по признанию избежавших расстрела «шестерок» Иосифа Джугашвили, ингушам был навешан вовсе не за мифический подарок Гитлеру в виде «белого коня», а за противодействие губительной коллективизации, отправившей на тот свет десятки миллионов людей.
Ответом на всю эту подлость становилась известная и проверенная временем реакция народа — абреческое движение. Об отношении местных правоохранителей к абрекам, сумевшим ускользнуть от депортации, сохранилось множество устных рассказов. Истории таких противостояний, часто мнимых, продолжились и после возвращения ингушей из ссылки на родину. Одну из них мне поведал Магомед Гиреев — сын легендарного оперуполномоченного Назрановского районного отдела милиции Мустафы Хамзатовича Гиреева из селения Сурхахи, человека удивительной судьбы, которого она — эта судьба, не раз спасала от неминуемой гибели. Он прожил относительно недолгую, но яркую и трагическую жизнь — всего 60 лет (Мустафа Гиреев скончался в феврале 1992 года). Лишь к концу жизни он начал делиться с родными некоторыми подробностями своей насыщенной опасными событиями службы, унеся с собой в могилу, по словам сына, имена многих, чьим потомкам сегодня было бы стыдно смотреть в лицо людям за поступки их предков.
Одна из самых захватывающих историй касается многолетних «попыток» Мустафы Гиреева нейтрализовать знаменитого абрека Хизира Хадзиева из тейпа Хьулхо. Слово «попыток» заключено в кавычки, потому что абрек не попадал в ловушки, расставленные по горным тропам и плоскостным селам благодаря Мустафе, который оберегал его искусно. К сожалению, рассказ Магомеда обрывистый и не укладывающийся в последовательное хронологическое повествование. Поэтому выложу эпизодами — как выйдет.
Мустафа родился в большой и дружной семье в 1932 году. Как мы знаем, это были годы повсеместного голода в стране. Тем не менее, восемь детей выжили. Шли годы, в трагическом 1944 году офицер-энкавэдэшник, узнав, что мать Мустафы является грузинкой, предложил ей остаться на Кавказе с младшими детьми. Та категорически отказалась, твердо решив отправиться вместе с мужем в ссылку, за что получила прикладом по голове. Их «выбросили» на выживание в степь под Петропавловском.
В 1956 году молодой Мустафа, до разрешения властей, инкогнито вернулся на Кавказ. В 1957-м переехала на родину вся семья, и он устроился в Назрановский районный отдел милиции, работал участковым уполномоченным в родном селе Сурхахи, в 1960-м стал уже старшим оперуполномоченным (это высшее звание в райотделе). В эти годы местных властей особо начал беспокоить абрек Хизир Хадзиев, на его поимку были брошены огромные ресурсы. Однако раз за разом он ускользал от преследователей. Причиной «удачи» народного мстителя была помощь, которую ему оказывал Мустафа...
В 1961-м, до денежной реформы, к Мустафе ночью явился один «парламентер» со 100 тысячами рублей в виде взятки от другого абрека, готового сдать Хизира властям в обмен на свою амнистию. Мустафа же должен был посредничать в «адаптации к мирной жизни» абрека. Но он отказался, хотя и осознавал, что ему теперь грозят неприятности: ведь неизвестный абрек заподозрит его в связи с Хизиром и, возможно, передаст подробности гнусной «просьбы». И тот придумал коварный ход: украв коня Хизира, пустил его пастись на колхозное поле, которое официально находилось под присмотром местного участкового, то есть Мустафы, потребовавшего от сторожа поймать коня.
Хизир, естественно, узнав, что его боевого друга держит у себя Мустафа, явился к нему ночью и, как говорится, «предъявил». В ходе напряженного разговора Мустафа напомнил визитеру случаи, когда абрек несколько раз оставался жив. Например, во время облавы, устроенной ему милицией в станице Троицкая. Тогда Мустафа перевязал и спрятал в овраге, укрыв ветками, израненного в ходе перестрелки абрека. В доказательство он рассказал Хизиру о характерной ране на его руке: эти детали мог знать только свидетель той стычки. Поведал также, как он спас его в горах, у водопада.
Хизира убедили аргументы Мустафы, и он, поблагодарив его, ушел, поняв, что произошедшее — это «подстава» другого абрека. Позже Мустафа в очередной раз уберег его от неминуемой смерти. После многочисленных странных случаев неудач с поимкой абрека из Грозного прислали группу с особыми полномочиями, которой приказали покончить с Хизиром раз и навсегда. Благодаря осведомителю (тому, кто приносил 100 тысяч рублей), сообщившему, что Хизир находится в Хевсуретии и скоро должен вернуться в Ингушетию через горы, составили план поимки неуловимого абрека, устроили на предполагаемой тропе засаду из 22 человек и 4 пулеметов. Старшим в засаде назначили Мустафу.
На 23-и сутки томительного ожидания, ночью, показался силуэт коня с двумя седоками. Мустафа, поняв, что это Хизир, приказал, чтобы не открывали огонь, пока те не приблизятся, и стал ходить перед пулеметчиками. Его заместитель, заподозрив неладное, все равно открыл огонь, и Мустафа, оказавшись на линии огня, отпрыгнул в сторону и покатился вниз по обрыву на дно ущелья глубиной 600-700 метров. Туда же упали и сидевшие на коне, за ними вниз ринулись участники засады. Потом только выяснилось, что Хизира ранило в ногу, а его напарник — 19-летний парень по имени Мовладин из села Плиево, спрятав его в пещере, ушел от погони.
Весь оборванный, исцарапанный Мустафа стал кричать на своего заместителя за ослушание, грозя трибуналом, и вновь увел отряд в сторону от места, где лежал Хизир.
Слух о провале этой операции дошел до Москвы, и уже оттуда приехали «проверяющие». Первым делом заподозрили Мустафу, который курировал поимку абрека. У него забрали уголовное дело, из отдела милиции никого не отпускали в течение трех суток, была объявлена повышенная боевая готовность. И вот на третьи сутки, ночью, пришла информация, что найдено тело мертвого абрека. Все выехали на место — в район Крепости. Мустафа узнал Хизира, который лежал лицом вниз, и попытался в последний раз ему помочь, сказав, что это не Хизир, а знакомый ему попрошайка. На его голове зияло несколько ран от выстрелов в упор. Однако, как выяснилось позже, «начальство» уже идентифицировало труп. Абрек был убит в доме знакомых, где он остановился, а труп вывезен и брошен около кладбища (в районе нынешней федеральной автотрассы). Эти подробности Мустафа сам выяснил, но, по словам его сына, унес имена предателей с собой в могилу.
Много раз еще Мустафа Гиреев помогал землякам бороться с несправедливостью власти, удачно избегая ее гнева в отношении себя. Так, в хрущевские годы, когда конфисковывали «лишний» домашний скот и живность, он объезжал села на коне и, нарочито отчитывая по пути молодых людей за безделье, намекал им, в какое время начнется «экспроприация». Тем не менее, в 1964 году его уволили из органов: слишком уж много подозрений и вопросов к нему накопилось. Да и неуправляемость его, вспыльчивый характер сделали свое дело. Главное — он сохранил совесть чистой.