«Нельзя жить с повернутой назад головой». Это заявил вице-премьер России Виктор Поляничко, направленный на Северный Кавказ, после этнической чистки в Пригородном районе и городе Владикавказе, названной «осетино-ингушским конфликтом». Слова относились к ингушам, стало о них известно благодаря публикациям о событиях осени 1992 года специального корреспондента «Известий» Ирины Дементьевой (светлая ей память).
Виктор Поляничко первый, кто предпринял реальную попытку вернуть в места постоянного проживания ингушей — жителей Пригородного района. 1 августа 1993 года он был расстрелян «неизвестными» при выезде из Владикавказа, преступление так и осталось нераскрытым.
«Нельзя жить с повернутой назад головой»?! Возможно. Только вот трудно не оглядываться, когда сталинский произвол 78-летней давности — это, по сути, мины замедленного действия. Именно — мины. Первая взорвалась в 1973 году, когда ингуши на мирном митинге законно призывали власти не ущемлять их права. Второй взрыв произошел в 1981 году: в Северной Осетии уже требовали (в который раз) выслать ингушей из своего-же Пригородного района, полученного осетинской стороной из-за лояльности Сталина. Потом был масштабный взрыв в 1992 году («осетино-ингушский конфликт»). Сказать сегодня, что в будущем не сработает еще одна мина (или три) — никто не возьмется.
Вот что натворил Сталин с «компанией», и мы вынуждены оглядываться, обязаны напоминать, прежде всего, своей молодежи, о том, что произошло 23 февраля 1944 года. Надо делать это и потому, что до сих пор немало тех, кто пытается оправдать поголовную депортацию народов по национальному признаку. Каждый несмышленый ингушский ребенок, старейшина, прикованный болезнью к постели, женщина, воевавший в рядах Красной Армии боец были объявлены «врагами народа». И те, кто пытаются найти преступлению Сталина оправдание, прикрываясь военным положением, такие же циничные душегубы, как он, как Берия, Мамулов, Кобулов и прочие палачи.
Итак. Операция с кодовым названием «Чечевица» по выселению ингушей и чеченцев начала готовиться в октябре-ноябре 1943 года. То есть, уже после того, как Красная Армия при активной поддержке местного населения отстояла ингушский Город воинской славы Малгобек (январь 1943 года), не дав фашистам прорваться к нефтяным месторождениям Грозного и Баку.
Впрочем, о высылке народов государственные деятели СССР задумались еще до начала Великой Отечественной войны. В своей статье «Депортация ингушского народа 1944 года: уроки истории и современность» (1999 год) профессиональный историк Тимурлан Муталиев отмечает, что при анализе причин этого злодеяния, в частности, в отношении ингушей и чеченцев, принципиальное значение имеет свидетельство известного ученого-эмигранта, осетина по национальности Токаева.
«Уже в начале 1940 года Генштаб СССР пришел к письменному выводу, что в случае войны в южном направлении народы неспокойного края могут стать занозой в чувствительном месте военной машины, что поэтому было бы стратегически целесообразно принять своевременные «особые меры». Что это за «особые меры» мы охотно разъясним, если Сталин и Штеменко готовы принять приглашение опровергнуть наше утверждение», — писал Токаев в 1951 году.
Трагедию наших народов 1943-1944 годов он напрямую связывает с этим заключением Генштаба. С ним же, по его мнению, связано и решение объединенного заседания Политбюро ЦК ВКП (б) и Государственного Комитета по обороне от 11 февраля 1943 года о выселении чеченцев и ингушей (то есть за год до его осуществления).
Первоначально планировалось переселение ингушей и чеченцев в Новосибирскую и Омскую области, в Алтайский и Красноярский края. Но затем было решено переселить их в Казахстан и Киргизию. Операция была рассчитана на восемь дней, а задействованы в ней были 19 тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ, СМЕРШ и около 100 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД.
Великая Отечественная войона еще продолжалась, Красная Армия несла огромные потери, а в это время около 120 тыс. бойцов (по официальным данным) были задействованы в загрузке детей, женщин и стариков (в основном) в товарные эшелоны, хотя Берия, руководивший операцией, уж точно знал, что не бывает виноватых народов. Но он, не моргнув глазом (не сомневаюсь) утвердил «Инструкцию о порядке проведения выселения чеченцев и ингушей», поскольку человеческий облик уже потерял.
«Погружено 177 эшелонов, из которых 159 эшелонов уже отправлено к месту нового поселения», — докладывал Лаврентий Берия наверх итоги операции.
«Сознательно опускаю подробности, связанные с характером депортации многих сотен тысяч людей, условиями их переброски к местам ссылки и невыносимо тяжелой жизни, сложившейся у них, особенно в первые годы выселения. Обращу внимание лишь на то, что эшелоны товарных вагонов с ингушами и чеченцами в пути находились от 12 до 32 суток. Только за период с 23 февраля 1944 года до 1 октября 1945 года численность ингушей и чеченцев сократилась более чем на 91 тысячу человек», — пишет Тимурлан Муталиев.
Позволю здесь привести два фрагмента из воспоминаний своей матери Плиевой (Евлоевой) Хадижат Абдулвагаповны, депортированной в возрасте 8 неполных лет.
Эпизод первый: «У меня была кукла из соломы, которую я очень любила, с большими, нарисованными глазами на тряпичном лице. Мне ее сделала старшая сестра Айшет. Мы жили в Ахки-Юрте (ныне село Сунжа Пригородного района — авт.) и в день высылки я помню, что очень сильно плакала и требовала, чтобы нашли мою куклу. Для меня ее потеря была самой большой трагедией в тот день».
Эпизод второй: «Моя старшая замужняя сестра Хава была у нас в гостях, когда людей выслали. Она поехала в Казахстан вместе с нами. У нее была очень красивая девочка, которая только начала ходить. Однажды мой старший брат Магомед унес ее куда-то, завернув в ткань (то, что он похоронил ее, я узнала потом, повзрослев). Вскоре Магомед сам слег, а затем его, под плач женщин, унесли. Я слышала, как люди говорили, что он схватил «могильную болезнь» («каша лазар кхийттад»). Не знаю, что это такое до сих пор. Тогда, как такового понятия о смерти я не имела, и все время донимала старших вопросами: где Магомед? Кому вы отдали нашу красивую девочку?». (Каждый раз, вспоминая это, пытаюсь контролировать себя, но не могу!).
Приведу еще один фрагмент из своего же материала о книге народного писателя Иссы Кдзоева «Эпоха Элбазуко» о его деде — участнике гражданской войны, то есть — человеке, который (как практически и весь ингушский народ) способствовал становлению советской власти на Северном Кавказе.
Исса Кодзоев был депортирован в возрасте чуть более 5 лет. В суровом Казахстане ему часто снился мост через реку в родном селе Ангушт (Тарское) Пригородного равйона, на котором он любил стоять, наблюдать, как течет река, обозревать горы и бесконечно восхищаться дарами природы. (Отметим, что после возвращения домой, через 13 лет высылки, уже молодой человек, Исса Кодзоев сразу же побежал к мосту, но его уже не было. Оно и понятно, это для истинных хозяев и мост, и другие здания и постройки, и каждый куст имеет какое-то сакральное значение. А для тех, кто занял чужое село и чужие дома, это просто строения или природные явления, которые не влияют на их судьбу. Они ошибаются, а прозрение придет. Оно всегда приходит).
Но вернемся в день выселения (23 февраля 1944 года), когда во дворе старика (Элбазуко) происходит одно примечательное событие. Дело в том, что по соседству с Кодзоевыми в Ангуште снимали квартиру военные, которые, как оказалось потом, были картографами, соответственно, тоже готовили выселение людей. Пятилетний Исса Кодзоев часто бегал к ним в гости, и его угощали сахаром. А бабушка мальчика Доги носила квартирантам ингушскую традиционную еду — лепешки с творогом, чурек, молоко. И вот лейтенант, когда семье уже были даны 15 минут на сборы, заходит во двор и берет Иссу на руки. Тот вырывается, а потом дает военному, уже бывшему другу, пощечину. Лейтенант удивленно спрашивает отца: «Аюб, что с ним?» «А ты не догадываешься?» — мрачно отвечает тот.
Уже в Казахстане Элбазуко, который до конца жизни так и не простил советской власти такое отношению к своему народу, повторял при всяком удобном случае: «Так нас и выслали, без суда и следствия, без права что-либо сказать, только один Исса за всех нас воспротивился беззаконию, отвесил пощечину лейтенанту. Сделал, что в его силах». Комментируя это, писатель говорит: «Сегодня, когда уже в почтенном возрасте, вспоминая слова деда, я испытываю чувство гордости за то, что сделал». По его словам, это была пощечина не бывшему другу лейтенанту, а всей той бесчеловечной системе, которая лишила его детства, обнажила ложь и лицемерие людей.
Таких (и более трагичных) воспоминаний — масса. И после этого кто-то считает, что ингушам можно Сталина «понять и простить»?! Это — вряд ли возможно, сколько бы лет не прошло!
В 2006 году была издана монография Виктора Шнирельмана «Быть аланами. Интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в ХХ веке». Труд доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института этнологии и антропологии Российской академии наук, вызвал широкий общественный резонанс и неоднозначную реакцию. Впрочем, кто «за» и «против» понятно («сталинисты» не кончились и не сдаются).
В монографии говорится, что после депортации ингуши, в частности, были вычеркнуты из списка народов СССР, и делалось все, чтобы стереть саму память о них. Уничтожались редкие книги и архивы, записи фольклорных текстов, практически любая литература и периодические издания с упоминаниями ингушей, в горах взрывались средневековые башни, с землей сравнивались кладбища, а надгробия разбивались и использовались для строительных работ, демонтировались все памятники национальным героям революции и Гражданской войны.
Темы, связанные с депортированными народами, оказались для историков закрытыми. Даже в 1954 году, после смерти Сталина пришлось вести сложные переговоры о включении информации о депортированных народах в готовящиеся к выпуску очередные тома Большой советской энциклопедии. Но такие материалы были опубликованы только после возвращения тех на родину в 1957 году, для чего редакции БСЭ пришлось срочно подготовить дополнительный 51-й том. Сами названия народов и производные от них полностью исчезли из советской лексики. Ими нельзя было пользоваться даже ученым.
В местах специального поселения люди, в полной мере познали всю тяжесть этнической дискриминации. Школьники не могли учиться на родном языке, юношам и девушкам было запрещено поступать в вузы за пределами Казахстана и Киргизии, высокообразованные люди не могли получить работу по специальности. О повышении в должности не могло быть и речи.
Спецпереселенцы подвергались унизительным облавам, им нельзя было свободно встречаться и развивать свою культуру. Достаточно сказать, что лезгинка была запрещена как «контрреволюционный танец». Тем самым дискриминация была распространена на народную, а также на профессиональную культуру, и та постепенно приходила в упадок. Людям негде было знакомиться со своей историей, тем более что она в те годы откровенно фальсифицировалась.
Вместе с тем, как пишет Шнирельман, трагедия депортации, трудности быта и ощущение совершенной несправедливости сплачивали народ, заставляли людей постоянно поддерживать друг друга и чувствовать свое единство перед лицом жестокой власти. По словам одной исследовательницы, «депортация усилила национальные чувства ингушского народа, очертив еще более жесткие границы этнической группы, которая в нормальной общественной среде была бы способна на подвижность, ситуативную изменчивость».
Ветеран труда, заслуженный инженер-механик сельского хозяйства РСФСР Умалат Льянов о депортации знает не понаслышке — тяготы, бесправие, лишения испытал на себе. В одной из бесед с ним, он отметил, что после возращения из ссылки ингушам пришлось в течение 30 лет нагонять свой образовательный ценз, чтобы уравняться с другими народами. На 1 тыс. человек приходилось только два с высшим образованием. Разве эти данные не свидетельство масштабности просветительского урона, нанесенного нашему народу?
Кандидат политических наук Лейла Арапханова отмечает, что в годы депортации народ был отброшен в своем развитии на многие десятилетия назад, но, тем не менее, вопреки всем мероприятиям государства по их подавлению, ингуши сохранили национальное самосознание. В первую очередь, интеллигенция понимала, что только вместе путем консолидации можно не только выжить, но и сохраниться как народ. В единстве была заложена сила и мощь народа, позволившая им противостоять физическому, духовному и нравственному вымиранию.
Полностью ингуши были оправданы по закону РСФСР от 26 апреля 1991 года «О реабилитации репрессированных народов». Закон предусматривал «признание и осуществление их права на восстановление территориальной целостности, существовавшей до антиконституционной политики насильственного перекраивания границ, на восстановление национально-государственных образований, сложившихся до их упразднения, а также на возмещение ущерба, причиненного государством».
Именно положения о территориальной реабилитации ингушей и не устраивали «сталинистов», затеявших конфликт осени 1992 года в Пригородном районе и городе Владикавказе с последующим исходом десятков тысяч ингушей из своих родных сел.
Можно согласиться с Виктором Поляничко, что «нельзя жить с повернутой назад головой», но трудно это сделать. Мы не можем (и не должны) забывать подвиг наших отцов и матерей, которые, несмотря отсутствие нормального жилья, недостаток продовольствия, медицинской помощи, одежды и предметов первой необходимости, несмотря на непривычный холод, выстояли и сберегли народ.
Наш человеческий долг — это помнить. Иначе — мы не народ, а серая масса!
В материале использована информация из открытых источников, в том числе — публикации газеты «Ингушетия», РИА Новости, ТАСС.