В феврале 1944 г. чеченцы и ингуши были депортированы в Казахстан и Среднюю Азию за так называемое «пособничество врагу». В результате перекройки административных границ Чечено-Ингушская автономная республика была преобразована в Грозненскую область, а часть её территории разделена между соседними регионами. Таким образом Пригородный район, ранее заселённый преимущественно ингушами, оказался в составе Северной Осетии.
Во время хрущёвской «оттепели», в конце 50-х, подвергшимся депортации было разрешено вернуться на историческую родину, но неофициальная дискриминация в отношении ингушей сохранялась. Люди старшего возраста помнят, как действовал даже негласный запрет на продажу ингушам домов, сдачу жилплощади, оформление прописки в Пригородном районе, который так и не был возвращён восстановленной Чечено-Ингушетии.
Получается, что реабилитация высланных народов и их возвращение на родину в 1957 году стали целой проблемой для самих же жертв депортации. И в том, что Москва недоверчиво относилась к репрессированным народам, было видно невооруженным глазом. Достаточно сказать о том, что власти СССР восстановили Чечено-Ингушетию не полностью, хотя прекрасно понимали, во что это может вылиться в будущем. Территорию Пригородного района оставили Северной Осетии, однако желание жить на своей исторической родине не покидало ингушей никогда, даже в тяжелые годы пребывания в ссылке. Поэтому возвратившиеся к себе домой ингуши активно обустраивались на территории района, несмотря на все запреты и попытки провокаций.
Спустя 16 лет после возвращения ингушей на родину, когда стало ясно, что одними разговорами справедливость не восстановить, ингушская интеллигенция открыто стала высказываться о несправедливо отобранных территориях и писать об этом в Москву. Всенародно заявить о своих справедливых требованиях ингуши решили в начале 1973 года, когда они собрались 16 января на центральной площади г. Грозного.
Этот трёхдневный митинг был инициирован ингушами, проживающими в Пригородном районе Северо-Осетинской АССР, и всецело поддержан соотечественниками со всего мира, которые хорошо знали историю своего народа. Основными требованиями митингующих были прекращение дискриминации ингушского народа, который верой и правдой служил своему Отечеству, и вопрос возвращения Пригородного района.
Сказать, что положение ингушей улучшилось после этого митинга, нельзя. Наоборот, очень многие головы полетели после этого резонансного митингового дела. Плюс ещё более усугубился процесс возвращения отторгнутых земель: говоря иначе, он и вовсе перестал рассматриваться в верхах. Было видно, что чаяния народа не доходят до нужного адресата, и проблема оставалась нерешённой.
Тем не менее, идеи о возвращении земель и восстановлении исторической справедливости присутствовали среди простых людей, в отличие от власть имущих. Межнациональные отношения накалялись, то и дело возникали конфликты, а в начале 90-х отношения и вовсе накалились. Ложкой дёгтя стала статья, вышедшая в федеральной прессе, где преподносится одна из господствующих в Осетии точек зрения. Если говорить вкратце, суть этой публикации заключалась в том, что ингуши, по мнению автора, проживали на территории Пригородного района всего лишь несколько десятков лет, и произошло это благодаря инициативе Серго Орджоникидзе.
На публикацию ингуши реагируют многотысячным митингом в Назрани и формируется общенациональный комитет «Движения ингушского народа», куда входят представители других объединений, а также религиозные и политические деятели. Все они требуют образовать Ингушскую автономию.
Параллельно с этими событиями другая часть ингушей пыталась мирным путём вернуть собственные земли. Они провели референдум за создание отдельной республики, где 92,5 процента участников проголосовало «за», однако распад СССР изменил ход событий, и только 4 июня 1992 года желание народа исполнилось: государство приняло закон «Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации».
Пригородный район планировалось включить в территорию Ингушетии, но спустя три месяца осетинская сторона выступает против этого, и на спорной земле происходит серия убийств. В селе Октябрьское под осетинским БТР погибает тринадцатилетняя Мадина Годаборшева, а спустя день работники ГАИ застреливают двух полицейских ингушского происхождения.
На заседании в Назрани, выражая волю народа для защиты родственников, которые живут в Северной Осетии, принимается решение объединить добровольцев в отряды самообороны и организовать дежурство в населённых пунктах до момента передачи под юрисдикцию республики всех отторгнутых сталинским режимом земель.
По мнению председателя Комитета по межнациональному согласию Конфедерации народов Кавказа Хаджи-Мурата Ибрагимбейли, требования ингушей о возврате территорий были справедливы, но ингуши должны были понимать, что просто так этот вопрос не решится.
Стремление ингушей вернуть Пригородный район, ответное желание осетинских властей не допустить этого, а также интриги федерального центра, решившего воспользоваться ситуацией в своих целях, и перенасыщенность региона оружием — всё это не могло не завершиться кровопролитным столкновением.
Власти Северной Осетии заранее готовились к подобному развитию событий. В населённые пункты Пригородного района к концу октября стали завозить оружие, которое было пущено в ход в день начала осетино-ингушского конфликта. Из гранатомётов и автоматического оружия одними из первых в ночь с 30 на 31 октября были обстреляны ингушские кварталы селений Камбилеевка и Октябрьское. Кстати, именно по такому сценарию разворачивались события и в остальных местах компактного проживания ингушей.
Жительница поселка Карца Мади Тумгоева (Алдаганова) хорошо помнит эти трагические дни.
"Мы жили в посёлке на улице Рабочей, — вспоминает женщина. — А вообще нужно сказать, что родом мы из Чермена (Мочкхий-юрт), оттуда нас и выслали в 44-ом. Мне было тогда 5 лет, но я некоторые вещи из этого мрачного времени помню достаточно отчетливо. Вся в слезах мать разбудила нас ранним утром, и на вопрос, зачем мы встаем в такую рань, ведь темно ещё на улице, она не отвечала, а только плакала и торопливо одевала младших девочек-двойняшек. Помню крики солдат, вой собак и нескончаемый поток людей, которых сгоняли на станцию для погрузки на товарные вагоны.
Дорогу в Сибирь я не могу описать, потому что ничего кроме находящихся в вагоне людей, не видела. Кругом из всех щелей дул холодный ветер и кушали мы очень редко, вот это я помню хорошо. Мама наша тогда была на сносях, и после прибытия на место она родила мальчика, но через некоторое время умерла от заражения крови. Вскоре умер и новорожденный, ведь тогда кругом стоял свирепый голод, а особенно страдали от недоедания маленькие дети.
Не прошло и года, как внезапно от какой-то болезни умерли наши двойняшки, и остались мы впятером с отцом. Конечно, отец наш женился и не один раз, но что это за детство без матери, вы, наверное, знаете. Тем не менее, моя старшая сестра Хади хорошо смотрела за нами: готовила кушать, убирала, стирала. Поэтому мы справлялись по хозяйству сами.
Когда вернулись после ссылки в Мочкхий-юрт, в свой родительский дом нас не впустили новоявленные хозяева. Убедившись в том, что с ними тягаться будет невозможно, мои старшие братья решили обосноваться на новом месте, и по совету одних родственников поселились в поселке Карца. Я тоже со своей семьей последние годы проживала там, и когда начался осетино-ингушский конфликт, вынуждена была бежать, оставив мужа одного дома.
Рассказать, сколько мучений мы претерпели за годы нахождения вдали от дома, будучи беженцами, будет невозможно, потому что времени не хватит. И все эти мучения привели к тому, что мы приобрели здесь, в Ингушетии, небольшой земельный участок и поставили щитовой домик, чтобы не слоняться по чужим углам.
Большинство ингушей, вынужденных переселенцев, как и мы, до сих пор так и не смогли вернуться в покинутые ими дома. Среди прочих есть и такая причина: возвращаться туда обратно не представляется возможным тем семьям, где росла неравнодушная молодежь, которая пыталась защищаться от непрошенных гостей с оружием в руках. В конечном итоге мы ещё и виноватыми оказались, если спросить у осетинского руководства и некоторых федеральных властей, которые не могут адекватно и внятно решить вопрос с Пригородным районом, ставшим причиной такого масштабного раздора между двумя народами.
По этому поводу у меня постоянно возникают вопросы: а сколько можно нас истреблять и испытывать? Ведь достаточно было с нас сталинско-бериевского решения изгнать из дома и выслать в далекий Казахстан, куда ссылались только матерые преступники и экстремисты. Почему хотя бы сейчас (ведь Сталин давно умер) не были услышаны законные требования нашего народа по возвращению ингушам отторгнутых земель, и почему власти не смогли решить этот вопрос мирным путем? Или у нас умеют решать подобные вопросы только танками и автоматами?
К сожалению, и тогда, и сегодня никто не собирается отвечать за страдания ни в чем неповинных людей. И это очень плохо. По отношению к ингушам осенью 1992 года был совершен очередной геноцид, и, по моему глубокому убеждению, осетино-ингушский конфликт можно считать урегулированным только в том случае, если Пригородный район будет возвращен Ингушетии в пределах прежних границ.
Я неграмотный человек, мне уже 82 года, и неизвестно, сколько ещё проживу. Но мне жалко молодежь, жалко будущих детей, которых так же будут притеснять, если власти не очнутся и не предпримут соответствующие меры.
Действительно, как отмечает в своем комментарии наша собеседница, ответом на обстрелы сёл, где проживали ингуши, стало стихийное восстание противоположной стороны: они старались взять под контроль свои дома, защитить своих близких, но не принимали ни малейших попыток развернуть «наступление на Владикавказ», как об этом заявляла осетинская сторона.
Дальнейшие события со стороны осетинских ополченцев разворачивались так, что огонь не был прекращен, как обещали, ни в день начала военного конфликта, ни в последующие дни, а наоборот усилился после ввода федеральных войск.
Фактически произошло не разъединение конфликтующих сторон, а вытеснение ингушей под угрозой физического уничтожения. В чём же причина столь однобоких действий федерального центра, непонятно. И, наверное, никто уже и не ответит на этот вопрос. Но том, на чьей стороне было явное преимущество, можно понять по цифрам потерь, которые были засвидетельствованы в эти трагические дни.
По мнению многих российских аналитиков, осетино-ингушский конфликт 1992 года — порождение февраля 1944-го, когда произошло насилие над ингушским народом: депортация, изгнание, распад Чечено-Ингушской автономной области, делёж территорий и передача соседней стороне Пригородного района.
Герои войны, настоящие труженики и патриоты тыла увидели, что сотворила с ними советская власть. Она лишила их дома, мирной жизни, вселила в сердца чувство несправедливости. И по прошествии почти полувека жизни с камнем на душе, они пожелали вернуть собственность, восстановить территориальную целостность республики и жить на своей исторической родине. Но в ответ получили огонь, и сегодня о военных действиях, происходивших здесь, напоминают разрушенные дома, где проживали ингуши, помнят скорбящие по погибшим и убиенным семьи, заложники, подвергшиеся изнасилованию, и оставшиеся в живых ограбленные люди.
Этническая чистка Пригородного района и Владикавказа совмещала в себе крупные разрушения, поджоги домов, вооруженное сопротивление власти, убийства, захват заложников и другие насильственные действия. После вооружённых столкновений данные территории покинули от 30 до 60 тысяч ингушей, они ушли искать убежище в новообразованной республике, чья 11 статья Конституции гласит, что возвращение отторгнутой у народа земли и сохранение целостности — одна из приоритетных задач государства.
Поэтому вполне логично, что ингушская сторона вследствие событий 1992 года представила конфликт, переросший в массовые беспорядки, сопровождавшиеся погромами и убийствами людей, как «насильственная депортация ингушского населения с территории Северной Осетии».
Память о трагических событиях осени 1992 года отмечается в нашей республике уже в двадцать девятый раз. За это время выросло целое поколение людей. За период после конфликта стороны неоднократно подписывали соглашения о преодолении его последствий. Но ничего кроме пустых слов и обещаний изгнанный народ не видит в этих соглашениях.
Ингуши требуют компактного возвращения беженцев в Пригородный район и исполнения федеральных законов «О реабилитации репрессированных народов» и «Об образовании Ингушской Республики», а Северная Осетия затягивает процесс возвращения переселенцев, указывая на то, что в Пригородном районе до сих пор нет необходимого морально-психологического климата для совместного проживания представителей двух народов. А когда этот климат наступит, одному Богу известно...
